Бродячий цирк (СИ)

Нам всем было не по себе. Электроплитку втащили внутрь. Магазин закрылся, но электричество по-прежнему было с нами. Марина разливала по чашкам чай и мазала маслом бутерброды; от её движений пламя четырёх свечей (всёх, которые мы нашли) трепетало и шипело, как растревоженная гадюка. Анна, отдёрнув с окон шторы, сидела на кровати и переводила поочерёдно на каждого из нас жалостливые глаза. Костя разложил на половину стола схему топливной системы «Фольксвагена» и, подперев кулаками подбородок, ползал по ней глазами, периодически наклоняя чашку с чаем, играющую роль дроссельной заслонки карбюратора, то влево, то вправо. Сам карбюратор расположился под столом и тускло отражал свет от одной из свечей. Аксель молчал вместе с нами стоя у коробки с иллюзиями. Мышика внутрь не пустили, слышно было, как он швыряется под полом.

Я, послонявшись немного по вагончику и увидев знак от Анны, присоединился к ней на кровати. Она тут же обняла меня за плечи. Но даже это не заставило меня смутиться: слишком сильно было повисшее в воздухе напряжение.

Джагита заботливо устроили на коврах, обложив со всех сторон подушками. Он всё ещё пребывал в этом странном трансе.

— Ему не лучше и не хуже, — говорил Аксель во время вылазок за новой чашкой чая, тыча пальцем в его щёки, так, словно проверял на готовность курятину. — В некотором роде это хороший знак.

— Две осени назад, — помнишь, Акс? — когда он только пришёл, я думала, что это его обычное состояние, — сказала Анна.

Я покивал. До недавнего времени я тоже так думал. Джагит — та глыба камня, которая не даёт нашему маленькому и похожему на воздушный змей шапито улететь в пропасть.

— Половина двенадцатого, — наконец сказал Аксель. — Нужно выходить.

Джагита мы оставили на попечении Мышика, разрешив ему в качестве исключения забраться в фургон и строго-настрого наказав без крайней нужды не вылезать.

Лучи фонариков резали темноту на мелкие ломтики. Хотя по-настоящему темно здесь было только в парке. Город в оправе из перемаргивающихся фонарей сиял, как застольная драгоценность.

— На всякий случай, — сказал Аксель, — у каждого должен быть источник света.

Мне досталась громыхучая керосиновая лампа. На Марине была футболка со светящимся в темноте рисунком. Костя спрятал пока свой фонарик в карман. В руке у него была зажжённая сигарета.

— Мы можем обвязаться, — пропела Анна. — Кто-нибудь захватил верёвку? Обвязаться, как будто мы исследователи подземелий.

Марина пихнула меня локтем под рёбра, мол: «Помнишь, я говорила? Анна — куда больше ребёнок, чем мы с тобой». Но я не ответил. В отличие от неё я прекрасно понимал, что Анна всего лишь подначивает Акселя и пытается таким образом справиться со своим страхом.

— Это отличная идея, но, пожалуй, возвращаться не будем. Но, что точно, нам могут пригодиться каски. Я видел здесь неподалёку стройку, можем заглянуть в вагончик рабочих.

Капитан был абсолютно серьёзен. Марина состроила лицо в стиле «ну что за сборище идиотов», и я состроил точно такое же.

Мара добыла где-то немецко-английский словарик, по развороту томика ползли бутылочно-зелёные блики от её футболки.

Думаю, каждый здесь хотел бы знать, что мы всё-таки ищем. Аксель устремился вперёд, моргая фонариком в тёмные закоулки и распугивая кошек. Мы прогулялись по улице, которая называлась, как мне подсказала Мара, «Красная улица», и обнаружили центральную площадь.

— Вот, где нам нужно было выступать, — сказала Анна. — Смотрите, часы как в «Назад в будущее». Вот это класс!

Она запрыгнула на заборчик, прошивающий обмёточным швом край газона, и вышагивала по нему, словно ныряльщик по трамплину.

Здесь и правда были старинные часы, они венчали приземистую башенку в стиле позднего средневековья. Также было несколько статуй, выглядящих в сумерках как несколько заплутавших во времени наших зрителей со вчерашнего представления.

— Слави Мирослави — прочитала Марина в ногах одного из них и полезла в словарик.

Никто не знал, что конкретно мы ищем, поэтому мы искали всё подряд. И громко докладывали обо всех находках.

— Это имя собственное, — сказал Костя.

— А кем он был?

— Не знаю. Просто каким-то австрийцем.

Мы сошлись во мнении, что он был солдатом, только что вернувшимся с войны. Хотя ни лычек, ни орденов не было заметно. Просто молодой человек с потерянным взглядом, в старомодном пальто и с прижатой к бедру фетровой шляпой. Между шляпой и бедром оставался узкий просвет, где чернела увядшая роза.

Ещё в парке оказались уютные широкие скамейки, впрочем, популяция их в городе насчитывала не одну сотню особей. По крайней мере, в центре точно. Скамейки расползлись по городу, как будто ноги в виде львиных лап оживали в полночь.

Люди шарахались от нас как от прокажённых или от толпы хулиганов; Аксель пытливо светил каждому прохожему в лицо. Один из них оказался жандармом. В ответ он осветил Акселя своим фонариком и сказал:

— Соблюдайте тишину.