Бродяга

Вик потянул носом и понял, что в котле была та же самая каша, которой их кормили на «Дурном ветре», но на этот раз в нее, похоже, были добавлены кусочки яблок. Ни мисок, ни ложек им так и не дали, так что двеллерам пришлось брать густую кашу руками. Потом в загон опустили котел с тепловатой водой и одним-единственным черпаком.

Вик разбудил Харрана – тот проспал прибытие завтрака. Потом Вик нашел глазами Миннигера. Тот лежал на земле в той же позе, в которой уснул вчера. Вика пробрала нервная дрожь. Потом он все-таки медленно поднялся на ноги. В голове у него гудело, лицо со стороны продырявленного меткой уха горело. Не обращая на это внимания, Вик побрел к Миннигеру. Он опустился на колени рядом со стариком, подавив стон боли – после вчерашнего подъема по лестницам его колени отказывались сгибаться. Вик тронул старика за плечо и слегка потряс его.

– Миннигер! – позвал он и тут заметил, как застыла рука старика. О нет! Он перевернул Миннигера на спину, и тот уставился в голубое утреннее небо невидящими глазами.

Вик чуть не закричал, когда понял, что случилось, глаза наполнились слезами – от печали и одновременно от осознания безнадежности своего положения.

– Вик? – окликнул его Харран, подходя ближе. – В чем дело? Что случилось?

– Миннигер, – прошептал Вик. – Он умер.

Харран опустился на колени рядом с Виком и посмотрел на старика.

– Он умер во сне, Вик. Это спокойная смерть, и здесь любой бы от такой не отказался.

– Я знаю, – ответил Вик. – Но он не хотел умирать. Он хотел вернуться к семье и делать лучшее вино из ягод разалистин.

Двеллеры по соседству пугливо попятились от покойника. Это опечалило Вика. В Рассветных Пустошах смерти не боялись. Никто не хотел умирать, конечно, но старикам и больным давали спокойно скончаться в своих постелях, в окружении людей, которые их любили. Друзья и родные разговаривали с умирающими даже тогда, когда те уже не могли отвечать.

Вик взял Миннигера за руку, вспоминая, как они с отцом держали деда за руку, пока того не оставили силы. Библиотекарь сжал холодную руку винодела, стараясь сморгнуть с глаз слезы. Он представил себе, каково было бы посидеть с Миннигером за столом, слушая истории, которых у того много накопилось за долгую жизнь, – и о разных событиях, и о встреченных им людях. Даже за то короткое время, что он знал Миннигера, Вик успел понять, как много ушло с его смертью.

– Если бы я знал… – прошептал он. – Клянусь, если бы я догадался, ты бы не умер в одиночестве на холодной земле, окруженный врагами…

– Вик, – тихо позвал Харран.

Вик покачал головой, запоминая лицо старика. Сегодня, когда все уснут, он нарисует в дневнике портрет Миннигера. Он молча обещал старику, что не забудет его. Если он вообще переживет все это, то узнает о Миннигере побольше и напомнит миру о жизни и о значении винодела.

Обещание это казалось сухим и пустым, но больше Вик ничего не мог дать Миннигеру. Резкий ветер, взлетевший на склон горы из гавани внизу, обжег его мокрые щеки ледяным холодом.

– Вик, – снова повторил Харран. – Ты ничем ему не поможешь.

Вик кивнул, не в силах ответить из-за кома в горле. Он поднял голову и посмотрел на остальных рабов. Большинство только прятались по углам да бросали на него косые взгляды.

Харран потянул его за рукав.

– Отойди от него. Ничего хорошего ты так не добьешься.

Вик посмотрел на Харрана.

– Неужели ты не понимаешь? – Голос у него сорвался.

– Старик умер. Что тут еще понимать?

– Это ждет нас всех, – сказал Вик, – если мы остаемся здесь.

Харран уставился на него.

Чувство вины чуть было не заставило Вика промолчать, но гнев и страх все-таки побудили его высказаться:

– Мы не можем здесь оставаться.

Харран дернул губами, будто пытаясь придумать, что ему ответить.

Сверху на них упала тень, и громкий голос поинтересовался:

– А что это вы там делаете, половинчики?

Вик заставил себя выпрямиться, хотя его ноги дрожали. Он вытер лицо, не стыдясь своих слез, но зная, что гоблины расценят их как проявление слабости.

– Этот старик умер.

Гоблин вцепился пальцами в сетку, наклонился и подозрительно посмотрел вниз.

– Он болел?

– Нет! – яростно ответил Вик. – Он просто был очень старый, а с ним плохо обращались. Его убил подъем в горы.

– Жаль, – сказал гоблин, покачав головой. – Какой-то капитан недосчитается пары серебряных монет.

Пары серебряных монет? Вика затрясло от гнева. Он пытался найти слова, чтобы выразить охватившую его боль и ярость, но при всем его образовании не нашел, что сказать. Никакие слова не заставят гоблинов пожалеть о смерти старого двеллера, который не сумел стать полезным рабом.

– Давай-давай, сжимай кулаки, – сказал охранник. – Очень ты порадуешь какого-нибудь надсмотрщика в шахтах. – Он зловеще ухмыльнулся. – Они, знаешь ли, не любят, когда рабы все время ведут себя как положено. Я и сам не прочь бы сегодня дать тебе попробовать кнута, только тебя продадут скоро, и я не хочу платить за твою порванную шкуру. Но скоро твоя желчь все равно выплеснется наружу, и вот тогда-то ты и поплатишься.