Бродяга. Копьё Света

Мальчик, следующий за своим учителем, как хвост, не покидал его и на привале. Был подле. Конечно, объяснялось это состояние ребенка гнетущей ситуацией, поднимающей кошмары прошлого, а также воспоминаниями о моментах, когда его жизнь висела на волоске. Он прошел через страх и боль, и выжил. Но осадок, те страхи, живущие до этого путешествия в самых потаенных уголках памяти, поднялись из глубин души, поглощая без остатка.

Но мысли Этиора почему то уходили в сторону размышлений, что это все часть чего-то большего. Да, мальчик пережил ужас и предательство. Его же собственные родители принесли дитя в жертву забытым богам. А сам мальчик чуть не стал кормом для потусторонних тварей. И у этого есть второе дно? Какое? Этиор пока не знал. Не видел. Нужно больше фактов и странных моментов, наводящих на эти предположения. Тогда у него обязательно выстроиться полноценная картина происходящего. Пока что она неполная.

— Кто-то идет! — голос эльфа нарушил монотонность разговоров у костра. Ильтирим слышал куда лучше остальных, и видел дальше. На вопрос Жрицы: Кто и с какой стороны? Он ответил: — со стороны Зандра. Человек. Один. Поступь — легкая, шаг — медленный. — Внимательнее прислушиваясь, даже закрыв для концентрации глаза, добавил: — слышу переливы струн. Лира или лютня, что-то музыкальное за его спиной, дающее при ходьбе звуковое сопровождение.

— Бродячий менестрель, — с ухмылкой на лице сказал Шэд, — скорее всего, попросится у костра посидеть, да погреться. Споет пару своих лучших песен и пойдет дальше, — против такого вечернего променада путники не возражали.

Светлые авантюристы встречали странствующего барда чашкой горячего супа и краем ржаного хлеба, приглашая к месту у костра. А тот, в благодарность за прием, под переливы лютни, исполнил композицию о длинных, извивающихся ручьем путях, ведущих барда волею Судьбы. С улыбкой и светом благодарности в глазах, Жрица протянула страннику еще одну тарелку с похлебкой. Суп менестрелем был быстро съеден, хлеба также не осталось. В руках у него только горячий чай, пышущий прозрачно-белым паром.

— Куда путь держите, странники? — интересуется менестрель, ненавязчиво перебирая пальцами по струнам музыкального инструмента.

Только смотрел он ни на Жрицу, чей облик подобен Свету Всевышнего. Не на гнома, сидящего рядом с ней. И даже не на полуифрита. Ему они были не интересны. Бард внимательным взглядом изучал троих местных жителей — беловолосого эльфа, мальчика лет двенадцати и темноволосого мечника. Эти трое его почему-то напрягали. Было в их лицах, взглядах и даже манере сидеть нечто гнетущее. Выводящее из равновесия. Мог бы странник читать мысли, или хотя бы улавливать эмоции, ответил бы наверняка что с ними не так. Но он не может.

Зато может с помощью своих способностей это выяснить. Играющей на фоне разговоров музыкой и переливами струнных переборов, незаметно для всех, ночной гость погружает путников в дрему, а оттуда в глубокий сон, отправляя каждого из них в прошлое. В те моменты, которые наполнены потаенными страхами и кошмарами. Туда, откуда нет пути назад. Лишь по головокружительной спирали вниз, в пучину черной Бездны, наполненной видениями и воспоминаниями, которые пробуждаются из чертогов почти стертой памяти.

— Что же вы скрываете, гости Севера? — спрашивает бард, смотря на полупрозрачные облачка, поднимающиеся над головами каждого путника.

В провалах черных глаз — любопытство, на губах — широкая улыбка, а тишина ночи нарушается липким, скользким смехом, наваждение от которого хочется скинуть, передернув плечами. Первым его интересует снежный эльф. Его кошмары и страхи, от которых длинноухий пытался сбежать все это время. И которые его внезапно настигли здесь, у костра.

…