Бродяга, Плутовка и Аристократ

— Да-а, — Гильмеш вновь взглянул на бродягу. — Но безуспешно. Кажется, эта болезнь просто неизлечима. Она коварна. Убивает медленно и жестоко, — он вспомнил то, как умирала его жена. — Орган за органом, даже зрения и слух она забирает себе. Есть мифы о Пустоши, мол она поглощает всё, чего касается. И эта треклятая болезнь тому доказательство. Я, правда, хочу его вылечить, хочу выпустить из этой камеры… но понимаю, что если он уйдет, век Гильмешей, мой век, закончится на пустом месте. Мы так много привнесли в эту страну, но так и не смогли достичь желаемого. Каждый мой предок умирал с печалью на лице. Я думал, что хотя бы я умру с улыбкой. Но нет… моя кончина будет ещё хуже. Я последний из рода, и я не могу успокоить души почивших.

— Он уже три месяца там сидит. А результатов никаких. Вы все равно будете держать его до конца?

— Да… но стойкость его сознания поражает. Он до сих борется.

— Вы, действительно, считаете, что это всё имеет хоть какой-то смысл? Это же абсурдно. Ваша теория познания абсурдна, — Гамлета понесло.

— Я уже не знаю… я просто верю. Нечто внутри подсказывает мне, что я рядом с истиной. И эта внутренняя ложь заставляет меня идти дальше.

Он налил себе уже третью кружку и потянулся запихнуть её себе в горло.

— Николай, — вдруг подумал секретарь. — Вы же не пьёте. С чего захотели?

— Да так… решил побаловаться, — произнес, наблюдая за тем, как какая-то крошка крутится в бренди.

Из динамиков послышался голос Нейта.

— Я устал, — заговорил он в пустоту. — Я так устал… жизнь ли это вообще? Как мне понять, что я ещё не умер? Сколько бы не пытался проверить, бесполезно. Лишь тот факт, что могу мыслить, убеждает меня. Но… мыслят не только живые… точнее, реальные… что? О чём я только что подумал? Бред какой… не могу сконцентрироваться.

Ученый и секретарь слушали его, и от этих слов грудь их сжималась. Борьба противоречий, желания и натура души раздирали их.

— Всё плывёт. Не могу даже встать. Не могу понять встал ли, упал ли, лежу или сижу. Меня, словно в воду окунули. Нет ни верха, ни низа, права, лева, вперед, назад, мы весёлый строй отряд, — он рассмеялся. — Чушь какая-то… Дерьмовое чувство. Внутри пустота. Я устал, — повторил он, засыпая. — Устал от такой жизни. Словно я существую в какой-то вечной неопределенности. То есть я, то нет меня. Достало. Что значит быть? Откуда же я знаю. Хотя знаю, — тут Гильмеш прильнул к колонках поближе. — Да, точно знаю. Для меня лично «быть» означает не-существовать. Не хочу больше лживо существовать. Это так… утомляет.

Он заснул. Проснулся через несколько часов, переполненный ужасом. Нейт умер. Искреннее желание исчезнуть, запрятало его сознание глубоко в себя. Вместе с памятью, он канул в небытие. И в тот момент родилась новая личность, которая не понимала, что оно такое и где находится. Она стало такой не сразу. Прошлые припадки амнезии были другими. Они были короче. Эта же продлилась несколько месяцев. За это время личность успела осознать себя как «я», обрести индивидуальность. Это и был тот самый новый Нейт. Эта личность пряталась в страхе от тьмы, что окружала её. Она не знала, что происходит и была уверена, что так и должна существовать. Мир вокруг Нейта был ужасным местом, и он его боялся. И чтобы хоть как-то выжить он решил жить с единственным доступным ему чувством, чувством всепроникающего страха действительности. Личность выросла в нём, мариновалась долгие месяцы, прежде чем постичь отчаяние в полной мере. Болезнь прогрессировала и без желания оригинального Нейта, поэтому потери памяти при таком стрессе лишь продолжались. И в один момент появился ещё один — Натан. Он также, как и первый, прошёл через все стадии отчаяния, только вот вместо страха он выбрал гнев. Он пожирал его и одновременно с этим делал сильнее. Всем сердцем Натан ненавидел эту темноту, ненавидел второе сознание, которое отчетливо ощущал внутри себя.

Так и родились Нейтан и Натан.

Две стороны сознания настоящего бродяги: страх и трепет перед миром, что приносит боль; и гнев, желание уничтожить его, которое таилось в подсознании. Эти два чувства Нейт отрицал в себе, не воспринимал, как часть себя самого. Поэтому они развились только так, когда истинное сознание покинуло тело.

Однажды два сознания пересеклись. Это стало отправной точкой для них. Они избавились от одиночества, нашли утешение друг в друге. Ощущать ущербность другого. Это избавляет от мук собственной никчёмности.

«Я не один такой, нас как минимум двое».

Так продолжалось ещё 12 месяцев.