Бродяга, Плутовка и Аристократ: Реквием

– Я даю Вам разрешение, но пойдут самые опытные. Никаких детей и тех, кто не способен с тридцати метров стрелой поразить хвост ящерицы под камнем.

Охотник согласился на условия. Тем временем парня одолевали сомнения, нечто внутри предвещало неладное. Пустошь – дикое место, она живёт по своим законам, которые подчас постоянно меняются. Любое её состояние, будь то абсолютное спокойствие или буря, не предвещают ничего хорошего. И Тибон это понимал. Чтобы жить в пустыни нужно уметь чувствовать тонкие изменения в ней, просчитывать, к чему они могут привести и знать, что предпринять. А если не можешь, то довериться тому, кто на это способен. Иначе смерть. Тибон был вовсе не подозрительным или осторожным, он просто ясно осознавал суть трех этапов выживания: заметить, предсказать и принять меры. Даже за легким дуновением ветра с непривычной стороны могло стоять нечто страшное, но отнюдь не каждый вовремя поймёт это.

Племя расставило юрты на время охоты, зачастую полноценная охота занимала от одного до трёх дней. Эйс, будучи умелым воякой, тоже отправился в поход. День прошёл спокойно, и солнце уже клонилось к земле. Нейт, Наташа и Николас развели огонь на закате, так поступили и другие бедуины. Они разделились на маленькие группы, согласно своего статусу в общине. Старейшины остались в юртах с ещё несколькими взрослыми, обсуждая что-то. А мальчик Тибон сидел один. Он хоть и был важной частью местной экосистемы, но так или иначе считался отщепенцем. Завидные способности выделяли его среди остальных, заставляли бояться. Он был «особенным», не вписывающимся в привычные рамки жизни, поэтому его сторонилось. В морали племени было нормальной практикой использовать полезного человека как инструмент, проявляя к нему должное уважение, но при этом не поддерживать с ним социальных контактов. Его связь с Пустошью в какой-то степени делала его одним из её проявлений. Волхвы прозвали его живым духом, к которому стоит относиться почтительно, но не приближаться, ибо, как и Пустошь, он поглотит всякого. Он стал воплощением сакрального понимания сущности природы, особой за пределами человеческого.

Ученые-антропологи не знали этого, они спокойно общались с парнем, даже пригласили его к себе на огонёк. На что он с удовольствием согласился. Тибону была приятна их компания, в особенности Нейта. Неложным будет сказать, что он воспринимал его первым другом. Нейтан и Тибон были двумя сторонами одной медали. Оба изгои внутри отрицающей их системы. Но было у них одно разительное отличие. Тибон понимал себя другим, осознавал свою инаковость, пока Нейтан считал себя частью устоявшего порядка, который почему-то не признаёт его. Всю свою жизнь Нейтан был другим, с самого своего рождения, так думали все, все кроме него самого.

«Я негениален в сравнении с остальными, рядом со мной всегда был Гриша, опережающий меня на сто шагов вперед. Я не настолько полезен, как Лотти, что готова помочь каждому. Единственное, чем я отличался, это отсутствие рода. Я из Норта, и этим вся моя особенность, которая страшит других. Но даже это уже потеряло весомость. Я обрёл имя и фамилию. Теперь я такой же, как и все. И нет во мне ничего такого, что могло бы сильно отличать. Другое дело Тибон. Он, и правда, уникален. Несмотря на свой возраст он столь рассудителен. Более того, его навыки вызывают у меня лишь восхищение. В Пустоши он поистине поразителен. Я же на его фоне вовсе блекну. Все из племени буквально в рот ему заглядывают. Здесь стандарты инаковости совсем другие, и тут я совершенно обычный, заурядный даже. Мне это нравится», – думал о себе Нейтан.

– Знаете, я тут подумал, – заговорил Нейт. – Возможно, я использовал неверные документы, когда вступал в экспедицию, – антропологи выказали своё непонимание, отразив его на лицах. – Не формально неверные, а логически. В паспорте я указан как Нейтан из Норта, но если посудить… моё полное имя Нейтан Флок Гильмеш.

– Ф-флок Гильмеш! – завопил Николас. – Как это возможно?! Со смертью достопочтенного Николая род Гильмешей иссяк. Но ты заявляешь, что носишь эту фамилию. Как это понимать?

– Юридически Гильмеш является моим отцом. Он усыновил меня, когда мне было тринадцать, – ответил бродяга.

– Но в таком случае, почему совет объявил о гибели династии? – спросила Наташа. – Я точно знаю, что специальная служба искала родственников.

– Я был тайно усыновлен. Гильмеш не хотел огласки. К тому же мой друг – Гриша – сделал так, чтобы меня не доставали. Я и сам не хотел впутываться во все эти политические тряски.

– Спрошу, чисто из любопытства… Фамилия твоего друга не Кол Галланд? – с осторожностью подошла Наташа. – Хотя не нужно отвечать, конечно же нет.

– Вообще то так и есть, – с детским равнодушием произнес. – Григорий Кол Галланд. Всё верно. Мы из одного приюта. Если так задуматься, то многих их верхушки государства я знаю. Не считая Гриши, там сейчас Роза и Фарль.

Ученые обомлели, Николас аж поперхнулся.

– То есть достопочтенные Фарль Ной Кэмпл и Розалия Бен Кильмани тоже твои знакомые?

– Роза воспитала меня, а Фарль мне как старший брат.