Читаем Бродяга. Побег полностью

Бродяга. Побег

Вторая книга Заура Зугумова не менее трагична и насыщена событиями, чем первая. Трудно поверить, что правда может быть настолько ошеломляющей. Каково быть несправедливо осужденным, нести на себе крест ложных обвинений в самых тяжких преступлениях, пережить все ужасы зон и тюрем, утрату друзей и близких, пройти через смертельную болезнь… Беспощадный рок, бессилие, страх и отчаяние преследуют узника, но несломленный дух и вольное сердце не дают ему упасть, удерживая на краю, давая шанс выжить и сохранить человеческое достоинство…В долгие тюремные ночи можно проиграть в карты все, но можно и выиграть многое… честь, свободу… и даже саму жизнь.

Заур Зугумов , Заур Магомедович Зугумов

Биографии и Мемуары / Документальное18+

Заур Зугумов

Бродяга. Побег

Часть I

Побег

Глава 1

Подготовка к свалу

И вот наступил наконец день нашего побега. Это был первый день лета, а значит, и день моего рождения — 1 июня 1975 года. Как описать чувства, которые переполняют вас, когда уже сегодня вы должны перейти Рубикон, который может предстать перед вами в виде колючей проволоки, забора, «паутины», тропы наряда, а может быть, и вагона с тарной дощечкой? Думаю, что описать их сможет лишь тот, кто их испытал.

День этот выбран был, конечно, неслучайно. Мы рассчитали заранее, что в этот день менты искать нас особо не будут, да и шума поднимать не станут, решив, что мы спим где-то пьяные. Я еще задолго до дня рождения рассказывал многим, как бы хвастаясь, как я широко намерен его отметить. Этот совет был дан мне покойным Абвером [1]. Таким образом, мы выиграли некоторое время, которого так не хватает всегда беглецу. Конечно, некоторые детали плана я уже дорабатывал большей частью с Артуром. Нам также пришлось дополнить нашу экипировку и взять кое-что еще из припасов.

И вот как был претворен в жизнь первый этап плана побега. Накануне дня рождения мы были в ночной смене, а утром на съем [2] поставили вместо себя других, таким образом оставшись на бирже. Окружающие эту перестановку восприняли нормально, без подозрений, ибо этот день, как стало уже всем известно, был днем моего рождения, а такие действия практиковались в зоне частенько.

С утра, как только ночные смены ушли на съем, мы спрятались в штабе рядом с платформой и стали ждать утреннюю смену. Сороковая бригада, в которой работали наши подручные, выходила с утра. На воротах цеха мы нарисовали большого кота углем, как было условленно. Это означало, что мы притаились и ждем. Ждать, к счастью, пришлось недолго.

Здесь, в лагере, в отличие от свободы, администрация пыталась вдолбить всем и каждому: ни одной лишней минуты перекура или обеда, ни секунды бездействия или простоя; каждая секунда — премиальные деньги, каждая минута — чины и награды. Поэтому из работяг пытались выжать максимум, пока была возможность пользоваться дармовой рабочей силой, то есть пока не кончался срок.

Вагон вместе с автоматчиком подкатил к цеху, и началась обычная суета, какая бывает в таких случаях. Наша общая задача заключалась в следующем: пока грузится вагон с тарной дощечкой и одновременно нашими подручными делается схрон, мы должны проскочить незамеченными в вагон. Это и был первый этап.

Затаившись в штабеле, как два диких зверя, выжидающих добычу, и вперяя свои взгляды в щель на платформу, мы терпеливо ждали удобного случая и следили, ни на секунду не отрывая взора от открытого вагона. Тарная дощечка — это брикеты (70 x 50 см), скрученные проволокой с четырех сторон. Грузили ее, конечно же, наши друзья.

Все было заранее приготовлено. Несколько досок — пятидесяток и пятиметровок — лежали неподалеку, и между делом их уже успели закинуть в вагон. Для этого они придумали такой способ: таскать брикеты по шесть штук на доске, чтобы быстрее загрузить вагон. Такая инициатива всегда нравилась конвою и не внушала подозрений. Таким образом, пока была загружена половина вагона, схрон был уже почти готов и все необходимые нам вещи лежали там и ждали нас.

Для того чтобы пронести их в вагон, потребовалась некоторая изобретательность. Тарную дощечку сбили гвоздями в виде двух брикетов, при этом внутри она была пустой, а сверху накрывалась крышкой. Таким образом, не привлекая ничьего внимания, в вагон и были занесены на доске два хорошо отточенных ножа с удобными рукоятками, такими, с которыми в старину ходили на медведя; узкое, хорошо отцентрированное по дереву полотно, 22 метра тонкого шелкового шнура, фонарь, смотровая труба, карта, часы, наследство покойного Абвера, деньги, две баночки с жеваным раствором елейника — чтобы сбивать собак со следа, лейкопластырь, мазь для ран, остро отточенные с обеих сторон маленькие гвозди-скобы, три бинта, флакончик с йодом, по два широких кожаных ремня и баночка из-под кофе с древесным клеем, специально перемешанным с раствором елейника и предназначенным замазывать щели в стенах и полу вагона.

Вагоны, которые загоняли на биржу, были все старые, со сгнившей древесиной, но, даже если бы они были и новыми, процедура не была бы изменена. Так было намечено, заранее предусмотрено, и мы должны были строго придерживаться разработанного плана. Ни табака, ни сигарет, ни махорки с нами не было. Со дня побега мы автоматически бросали курить. Почти все, зависящее от наших подельников, было сделано, но подходящего момента, чтобы проникнуть в вагон, все еще не было.

Уже начали загружать вторую половину вагона, и мы не на шутку забеспокоились — читатель согласится с тем, что было от чего. Но не мы одни проявляли это чувство. Наши друзья тоже начали нервничать, им приходилось потруднее нашего, ну а учитывая их образ жизни вообще, с их стороны этот поступок можно было считать просто геройством. Мы хорошо все понимали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Бродяга [Зугумов]

Воровская трилогия
Воровская трилогия

Преступный мир и все, что с ним связано, всегда было мрачной стороной нашей жизни, закрытой сплошной завесой таинственности. Многие люди в свое время пытались поднять эту завесу, но они, как правило, расплачивались за свои попытки кто свободой, а кто и жизнью. Казалось бы, такое желание поведать правду о жизни заключенных, об их бедах и страданиях должно было бы заинтересовать многих, но увы! Некоторые доморощенные писаки в погоне за деньгами в своих романах до такой степени замусорили эту мало кому известную сферу жизни враньем и выдуманными историями, что мне не осталось ничего другого, как взяться за перо.Я провел в застенках ГУЛАГА около двадцати лет, из них более половины – в камерной системе. Моя честно прожитая жизнь в преступном мире дает мне право поведать читателям правду обо всех испытаниях, которые мне пришлось пережить. Уверен, что в этой книге каждый может найти пищу для размышлений, начиная от юнцов, прячущихся по подъездам с мастырками в рукавах, до высокопоставленных чиновников МВД.Эта книга расскажет вам о пути от зла к добру, от лжи к истине, от ночи ко дню.Заур Зугумов

Заур Магомедович Зугумов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное