Болезнь
в три дня выкосила и тех, кто носил тела
к шахте. Мертвые лежали всюду – в домах,
на улицах, у городских ворот (они были
настежь распахнуты – вряд ли кто в
здравом уме войдет в город, который все
более походил на неприбранный погост).
Как
и когда в эти ворота вошла она,
не видел никто. И никто не знал точно,
когда начала отступать болезнь. Но в
каждом доме, где жили выздоровевшие,
помнили прикосновение маленьких сильных
рук, пряный запах снадобий и непонятные,
чужеземного вкуса напевы, от которых
кровь быстрее текла по жилам, а смерть
уходила, отдёрнув, как от пламени,
льдистые пальцы.
Ее
упросили остаться – это было одно из
редких решений, принятых единогласно;
более того – единственное, принятое
без участия бургомистра (он как раз
задержался у родни в Динвале, и вернулся
ровно через неделю после окончания
мора). Узнав, что в Форисе за время его
отсутствия появилась своя знахарка, он
не возражал, а даже озаботился тем, чтобы
предоставить ей жилье. Дело было, в
общем, нехитрое – четверть домов
пустовали, на носу была зима, на Юге не
воевали – поэтому опустевший Рой-Форис
еще не пополнили беженцы. Господин
Шагмар сам выбрал дом для нее – не на
Рыночной площади, но и не на выселках.
А уже через пару лет все, кто говорил о
ней, упоминали ее как неотъемлемую часть
городской жизни – словно так всегда и
было.
Ни
посоха, ни пояса, ни амулета не было у
нее, но никто не лез с расспросами о
прошлом – довольно было того, что
помогала она всем и брала за это немного.
Впрочем, были те, кому она отказывала,
не соглашаясь ни на какие посулы. Несолоно
хлебавши уходили от нее парни и девушки,
искавшие приворотного зелья – встречала
она их смехом, провожала кого добрым
советом, а кого – и веником.
Именно
веником, видимо, досталось госпоже Марте
Хюнвальт, супруге мастера цеха городских
столяров. Почтенная женщина взъелась
на нелюбимую невестку, взъелась донельзя
– до колик и белого бешенства в маленьких,
близко посаженных глазках. Однажды
ночью она явилась в Кузнечный тупик;
озираясь, постучала в дверь – и после
недолгой беседы в сенях вылетела оттуда
ошпаренной кошкой, да потом месяц никому
бранного слова сказать не могла… По
слухам, мастер Хюнвальт, человек тихий
и добродушный, был этим обстоятельством
весьма доволен; и по тем же слухам, именно
тогда в жилище знахарки появился
добротный стол и широкие книжные полки…
Все
шло хорошо… даже слишком. До того года,
когда навестить отца приехал Инджи
Шагмар, единственный и весьма любимый
сын бургомистра.