Читаем Бродовский котел полностью

Гитлеровцы подходили все ближе. Им хотелось взять живыми храбрецов. Но вражеские автоматчики сразу попадали под огонь пулемета Николаенко.

— Погибать — так с музыкой! — хрипел лейтенант. Он приоткрыл люк, бросил одну за другой две гранаты и снова захлопнул крышку люка.

— Пойдем на прорыв! — решил в эти критические минуты Боровик. Освободившись от противогазов, они вылезли из танка, поливая свинцом дымное поле.

Танков наших, как показалось Боровику в грохоте боя, вблизи не было. На этом участке противник, имея перевес в силах, потеснил наше подразделение. И никто уже, конечно, не мог и предположить, что в горящей «тридцатьчетверке» оставались еще в строю члены экипажа. А они не только были живы, но и боролись, исполненные решимости выстоять в этой трудной схватке с врагом, пробиться к своим.

Расчищая путь огнем пулемета и гранатами, танкисты отползли в густую нескошенную рожь. За ними устремились немецкие автоматчики, но, встреченные пулеметным огнем, отстали.

— Неужели из того сгоревшего танка! — удивлялись пехотинцы, увидев танкистов в наполовину истлевших комбинезонах, с кровавыми ссадинами на руках и ногах.

— Да, — отвечал лейтенант Боровик, — с того самого, ребята. Мы крепче огня. Выстояли, выжили всем смертям назло.

В. М. Житаренко, старший лейтенант

К БОЕВЫМ НАГРАДАМ — ТРУДОВЫЕ


И. В. Пробитый


Он часто бывает здесь. Подолгу стоит у обелиска. Ветер треплет чуб, слегка припорошенный инеем седины. А взгляд ветерана пробегает по ровным рядам фамилий, высеченных на плитах. И встают словно живые в памяти Ивана Васильевича Пробитого односельчане, Те, с которыми ходил в рукопашные схватки с врагом, кто не дожил до светлого Дня Победы и ему, оставшемуся в живых, завещал сделать послевоенную жизнь счастливой, высоко нести гордое знамя советского солдата.

Суровыми фронтовыми дорогами прошагал Иван Васильевич в составе 29-й гвардейской мотострелковой Унечской бригады. Освобождал Львов и Прагу.

За каждой боевой наградой ветерана (а их у него свыше десяти, в том числе два ордена Славы, два — Красной Звезды) — подвиг. Одним из первых форсировал Одер. В самый напряженный момент боя под Бреслау прикрыл собой командира роты.

Но, пожалуй, наиболее памятным для него был первый бой, когда боец Иван Пробитый получил из рук командира части первую награду — медаль «За отвагу».

…Тогда наши войска вели упорные бои за расширение «колтовского коридора», затягивая крепким узлом петлю вокруг окружаемой бродовской группировки фашистов. Враг предпринимал отчаянные контратаки.

Батальон гвардии капитана Федора Дозорцева в ночь на 17 июля 1944 года занял оборону на окраине села Почапы. Приказ требовал быть предельно внимательным, замаскироваться так, чтобы противник ни в коем случае не смог определить расположения огневых средств, систему боевых порядков.

Коротка летняя ночь. Но и нескольких часов хватило для того, чтобы оборудовать огневую. Иван Пробитый про себя отметил: встретим врага и угостим как полагается.

Под бомбами и снарядами ему еще не приходилось бывать. А вообще-то в жизни Пробитого это далеко не первый бой.

Вспомнил солдат родную Хмельниччину. Есть там село с красивым названием Лесоводы, Издавна славились тамошние места и своими плодородными землями, ухоженными заботливыми руками хлебопашцев. Уже в тридцатые годы стал крепким колхоз: обильные урожаи собирали люди, перепахав вековые межи, вкусив радость свободного труда.

Но грянула Великая Отечественная война, в село ворвались фашисты. Почти все колхозники ушли в партизаны. Отряд народных мстителей, базирующийся в окрестных лесах, уничтожал вражеских солдат и офицеров, захватывал оружие и боевую технику.

В один из летних вечеров сорок третьего года выстрелом в упор был убит фашистский наймит, заместитель начальника железнодорожной станции Лесоводы, отличавшийся особой жестокостью. Полицию района подняли на ноги. Ей удалось напасть на след подпольщиков, арестовать их связную — Марфу Беду. Патриотку зверски пытали, но так и не узнали от нее фашистские палачи имени того, кто произвел выстрел мести. А им был двадцатилетний Иван Пробитый. И сейчас, лежа в окопе возле села Почапы, Иван Пробитый поклялся: закончится война, останется живым — в центре Лесоводов своими руками соорудит памятник отважной односельчанке…

…Свой окоп Иван Пробитый вырыл за углом полуобвалившегося дома: отсюда хорошо просматривалась лежащая впереди лощина, по которой могут подойти атакующие. И когда уже можно было разглядеть отдельные кусты в лощине, разбитую телегу возле них, когда нервное напряжение понемногу начало спадать — за углом послышался шорох. Острый слух бойца его сразу уловил: наверняка ползет человек. Сжался Пробитый, даже дыхание затаил. Через минуту-другую шорох повторился. Тот, кто крался сюда ползком, действовал не менее осторожно. Проползет немного — остановится, видимо, чутко вслушиваясь в предутреннюю тишину. Непросто будет справиться с таким!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное