Бронекатера Сталинграда. Волга в огне

Здесь были такие же нары, только застеленные ватным одеялом, а под ним чистая простыня. Костя растерянно смотрел на женщину. Он не думал и не вспоминал в эти минуты про Надю. Ему просто хотелось уйти, вернуться на корабль и лечь в тесной землянке рядом со своими крепко спавшими друзьями. Так было бы проще.

Настя почувствовала нерешительность парня и обняла его. Несколько минут они жадно целовались, рука Кости скользнула к бедрам, а тело женщины прижалось еще теснее. Почти силой оторвав его от себя, Настя шепнула:

– Раздевайся, я сейчас.

– Может, лампу погасить? – хрипло предложил он.

– Зачем? Ты в своих пуговицах запутаешься.

Костя торопливо разделся, нырнул под одеяло. Настя подбрасывала дрова в печку, шуршала в темноте одеждой, а когда легла рядом, он почувствовал, что женщина полностью обнажена. Он целовал ее в щеки, губы, шею, бормотал какие-то слова.

– Иди ко мне… вот так, – проговорила Настя.

Они не спали почти всю ночь. Костя, утомившись, порой закрывал глаза, по-прежнему тесно прижимаясь к Насте, затем снова приходило возбуждение, и все повторялось сначала. Они о чем-то говорили, женщина была ласкова и повторяла какие-то приятные слова. Говорила на ухо, что Костя давно ей нравится, но она не хотела отрывать его от Нади.

– Не надо про нее, – попросил он. – Мне очень хорошо с тобой.

– Я хоть нравлюсь тебе?

– Ты – красивая. Как можешь не нравиться? Просто я никогда бы не решился подойти первым. За тобой все командиры бегают, Валентин Нетреба…

– Никого нет, понял? Все в прошлом. Сейчас я с тобой.

– Надолго? – вырвалось у Кости.

– Пока не надоем.

– Такого не может быть, – запротестовал он, гладя ее спину, бедра.

Настя закурила папиросу, Костя вдыхал табачный дымок, и какое-то новое чувство поднималось в нем. У него появилась женщина. Красивая, ласковая. Разве он сможет бросить ее, когда все только начинается?

На следующую ночь Морозов его снова отпустил к Насте. Катер был на ремонте, а Костя числился за санчастью, мог отдыхать. Прошла резь в глазах, не так болело тело, получившее удар о броню. Он чувствовал необыкновенную легкость, и было неудобно перед Валентином.

Но тот ничем не показывал, что ревнует или недоволен их отношениями. Догадавшись, что Ступников переживает, хлопнул его по плечу:

– Чего ты маешься? С Настей все нормально?

Вместо ответа Костя закивал. Валентин засмеялся:

– Про меня не думай. Что было, то прошло. Сам знаешь, жена, две дочери. Мне о них думать надо и чтобы живым вернуться. А тебе достался кусочек радости, вот и не выпускай его.

– Знаешь, перед Надей как-то стыдно, – признался Костя. – Встречались, слова всякие говорили, целовались.

– Знаешь, Костя, – жестко произнес Валентин, – а вот это брось! Тебе скоро двадцать, мужик взрослый, воюешь два месяца, все время под огнем. Фашиста сбил. Вот и будь мужиком до конца. Если тянется к тебе женщина и ты с ней хочешь быть, забудь все сопли. Гуляли, целовались… Далеко твоя Надя, война идет, ни к чему прошлое ворошить.

– При чем тут сопли! – покраснел и одновременно разозлился Ступников. – Я что, в бою струсил или от пуль бегаю?

– Ого, зубки показываешь! Оклемался! – уже вовсю смеялся Валентин. – Значит, точно мужиком становишься. Парень ты смелый и медаль за свою отвагу получил. Ладно, хватит. Пойдем в каптерку.

– Зачем?

– За надом. Что, опять тебя Настюха из своих запасов кормить будет? Тебе паек положен, вот и получай его.

В тесной металлической каморке громоздились ящики, мешки, пакеты и стоял в углу столик с двумя раскладными брезентовыми стульями. Усадив на один из них Костю, Валентин выложил две банки консервов, отрезал ломоть сала, густо посыпанный перцем, прибавил к ним пачку печенья и отсыпал в кулек крупного желтого сахара.

– Кажется, все. Пару суток мы еще точно простоим на ремонте, вот харчи тебе, чтобы быстрее выздоровел.

Затем налил во флягу спирта, разбавил, поболтал и, достав две кружки, налил понемногу:

– Давай, бери. За победу!

Выпили. Костя поморщился, замотал головой:

– Крепкий…

– Ну, еще водой разбавь. Примите с Настей за вашу любовь.

– Я и сам не знаю, любовь это или что-то другое. Слишком уж все быстро произошло.

– Такая она жизнь. И Насте ты по душе пришелся, а пройдет время, будет кто-то еще.

– Нет, – запротестовал Ступников. – Она такая… я ее никогда не оставлю. Может, поженимся.

Костя не понимал, насколько наивно звучат его слова, но Валентин лишь улыбался в ответ.

– Нам бы дожить до свадьбы-женитьбы, – пропел он, подмигивая другу. – До победы бы дожить, а там все само решится.

Проводил на берег. Вася Дергач, в замасленной спецовке, высунулся из люка, помахал рукой:

– Отдыхай, пока можно. Мы тут сами все закончим.

И Федька Агеев, незаменимый помощник, проводил немного, похвалился, что разобрал, почистил и снова собрал оба пулемета.

– Как часы работают. Пока, Костя.