— Ох, капитан, ну и вопросики вы задаете. Если бы мы шлепали всех коммунистов, то начали бы с Тельмана, — невесело усмехнулся Бодикер. — А он, да будет вам известно, сидит в тюрьме Шпандау. И потом, в вашей армии такое дикое количество этих самых комиссаров, что их планомерная ликвидация повлечет за собой совершенно недопустимый бесполезный расход боеприпасов. Да и солдаты наши, увы, либеральничают и берут в плен кого попало… Я уже не говорю, что каждый третий солдат у вас — коммунист, а каждый второй — так называемый комсомолец…
— И чему вы удивляетесь, господа? Наш нынешний генералитет чертовски здорово подготовлен именно к таким вещам, будучи не подготовлен ко всему остальному. Слышали про 1937-й и последующие года? Чем вы хотите испугать людей, которые обрекали на смерть и пытки своих товарищей? Тот же маршал Блюхер сначала судил Тухачевского, а позже его самого забили до смерти на допросе по совершенно аналогичному обвинению (я умолчал о том, что в СССР был человек, который судил всех подряд начиная с середины 30-х. Звали его Василий Ульрих, и был он главным прокурором Красной Армии. Самое смешное, что он умудрился умереть своей смертью…). Эти люди, если их можно так назвать, и от собственных жен с детьми отрекались без малейших угрызений совести. А жены с детьми, соответственно, от них. И вы хотите, чтобы на них произвела впечатление смерть нескольких простых красноармейцев? Да они этого в изобилии насмотрелись на Карельском перешейке, или еще раньше, на Перекопе, или на Кронштадтском льду. А вот пинок по своей любимой, жирной заднице — это для них весомый аргумент. Свое, знаете ли, сильнее болит… Хотя я подозреваю, что вам удается сломать далеко не всех. Кстати, а откуда, собственно, здесь советские генералы и комиссары в генеральских чинах? Я в этом лагере видел разве что каких-то «сентябрьских» польских генералов или «маршалков» в опереточных мундирах…
— Вы правы, капитан, ломаем мы не всех, но генералы ваши тут есть и, думаю, еще будут. И согласитесь, что когда единственной альтернативой является Аушвиц, лучше все-таки пойти на сделку с совестью, а, капитан?
— Идите вы к бую, унтерштурмфюрер, — сказал я по-русски, и Бодикер явно меня не понял.
На лагерный двор я вышел уже без конвоира, уже не как пленный, а как «добровольный помощник» оккупантов. Мне предстояло собрать нехитрые манатки и поутру ехать с Генделем куда-то под Бреслау, на какой-то их бронетанковый полигон. На душе было гадостно. С темного, беззвездного неба сыпался ленивый снежок, покрывая крыши бараков, вышки, колючую проволоку на изоляторах и окрестные картофельные поля. У проволоки лежали десять еще неостывших тел. Один из них, видимо, тот, убитый первым, торчал чуть в стороне. Меня, конечно, трудно удивить большим количеством трупов. Почему-то вспомнился райцентр Зерибашево после химического удара. Ох, сколько там было народу… Кроме жителей, еще беженцы и наши вояки — они лежали так густо, что объехать их было нельзя, и траки ПТ-76 чавкали прямо по трупам, скрюченным на проезжей части. Газ был новейший, быстродействующий, и мы были уже без ЗК и намордников. Хотя намордники от этой импортной пакостной химии не спасали… Так вот, там ничем не пахло, только кровью от раздавленных тел. И мне начало казаться, что этот запах начинает чувствоваться и здесь. Ощущение это было, конечно, ложное, но я понял, что начинаю нешуточно заводиться. А делать глупости было еще рано. Хотя мне, конечно, оставалось только отомстить за этих десятерых. Больше я им ничем не мог помочь — даже похоронить не имел возможности. Что ж, всему свое время.
ГЛАВА 8
Что же мне, век по этой пустыне мотаться?!
Я сидел на обломке глинобитной стены, посреди бескрайних песков, озирая в бинокль окрестности, и дивился сюрреализму происходящего. Позади меня, замаскированный среди каких-то руин библейского возраста, стоял покрашенный в желтые цвета немецкого Африканского корпуса советский танк Т-34 с черно-белым балочным крестом и белой пальмой роммелевских частей на броне. Рядом с танком умывались из канистры два загорелых фрица в одних плавках и пилотках. На горизонте поднимались к знойному синему небу столбы черного дыма, но никакого движения в пустыне не было. Видимо, главные силы англичан прошли стороной или вообще заблудились по дороге.