Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург (СИ)

Освободившихся сварщиков, с неверием взирающих на дело рук своих, отправил в отрытые котлованы — варить топливные танки.

Но это они будут делать уже без меня. Уехал в Архангельск, встречать возвращающуюся из похода эскадру. Питал надежду застать, по возвращению, завод целым.

Меня загрузили на ладью до Архангельска практически в состоянии тюка с холстинами. Все, на что хватало сил — это подгрести под себя тюки настоящих холстин, поворочаться, устраиваясь на них поудобнее и пытаясь спрятать ноги под наброшенный сверху плащ.

Думаете, дали заснуть? Увы мне. Набрал на завод почти тысячу инициативных лентяев, вот теперь расплачиваюсь. Вся тысяча на ладье не поместилась, но мастера выбрали из своей среды наиболее активную часть, якобы для набора новых подмастерьев в связи с предстоящими расходами личного состава. Это был предлог однозначно — на самом деле, семь мастеров и десяток приказчиков Осипа двинулись со мной в этот поход только чтоб не дать мне выспаться. И эту задачу мастера успешно выполняли, теребя вопросами. А приказчики ждали от меня пояснений, зачем выпросил их у Осипа, и какая такая длительная командировка им предстоит. Что такое командировка уже не спрашивали — этот термин ввел в обиход еще месяц назад.

Повторять длинный разговор с Бажениным, сожравший почти пол дня перед отплытием — просто не было сил. Может и Осип то согласился только чтоб не дать мне сдохнуть прямо за его столом, заставленным снедью, уж не помню даже какой — все последние дни в памяти все как в тумане. И повторять все это снова? Послал любопытных … на палубу. Велел наслаждаться пейзажем и запоминать вид березок. Подумал, что поручение вышло сродни приговору, и было воспринято приказчиками именно так — поправился, мол, родные берега увидят не скоро. Получилось еще хуже, приказчики занервничали. Уже укрывая голову воротом плаща, нашел в себе силы уточнить еще раз

— К ганзейцам поедете, с поручениями. А то там не все гладко.

Отключился как перегоревшая лампочка Ильича, задутая облегченным выдохом приказчиков.

Поморский август, это уже осень. Солнце еще балует иногда землю, но холодные северные ветра это баловство пресекают на корню. Двина величаво несет свои прохладные воды, подогревая Белое море, успевшее к августу остыть, точнее, не успевшее нагреться. То, что водичка в Двине бодрит — знал и раньше, но проведенные с пловцами занятия в очередной раз отвратили меня от купания.

Мои знакомые, отделенные ныне пластами будущего, постоянно удивлялись — «…как же так? Яхтсмен и не любит купаться!» — да просто яхтсмен заполярный, а шерстью еще не оброс, и попадание в воду автоматически запускает в мозгу таймер на три минуты, в течение которых должен либо вылезти обратно на борт и переодеться, либо написать краткое завещание. При этом на последней минуте руки уже начнут отказывать, как не прикрытые одеждой, так что завещание стоит уложить в пару строк. И в этих условиях воспитывать в себе любовь к купанию?

Вот и с поморами была примерно та же ситуация. Когда из Холмогор привезли первые костюмы, и перенес занятия моих лягушек из бассейна лесопилки в открытую воду — лишний раз позавидовал итальянским пловцам моего времени. За одно, сделал себе зарубку перенести тренировочную базу лягушек в Черное море, благо, теперь есть куда. А тут оставить только тренировочную базу отработки по северным морям.

Но пока приходилось стискивать кожаный загубник и терпеть латунную трубку, холодящую ухо, вместе с холодящими тело протечками швов условно сухого гидрокостюма.

Занятия пловцов проводил вечерами, когда спадал вал вопросов на заводе, так что пловцы у меня с полным основанием могли называться ночными. В связи с тем, что методики обучения отсутствовали — мы просто плавали вдоль берега по вешкам. Хотя, подчиняясь своему садистскому складу характера — вешками назначил несколько шлюпок, которые якорили у берега в произвольных местах, а экипажи шлюпок, вооружившись веслами, должны были играть в пятнашки с пловцами, если замечали их приближение к лодкам. Вот такая веселая ночная игра. Пользоваться лампами на первых порах запретил.

Получив несколько раз по своей хребтине веслом, дальше руководил тренировками либо с берега, либо с лодки.

Тем не менее, дело двигалось — пловцы обрастали инвентарем, совершенствовалось обмундирование. Новые эскизы отдал в Вавчуг, так как староста устроил мне истерику, по поводу разбазаривания заказов на сторону, и утверждал, что они тут сделают обмундирование ничуть не хуже чем в Холмогорах, тем более что они все равно холмогорские изделия дорабатывают и пропитывают. Согласился.

Мастера живо интересовались новой забавой, как впрочем, и половина населения. Вечерами на берегах было людно, народ болел кто за команду пловцов, кто за команды «вешек» с веслами, подбадривая обе команды криками. Накрутил хвосты святым отцам, пусть проведут с населением душеспасительные беседы, по поводу секретности и нераспространению слухов.

Вавчуг постепенно становился совершенно закрытым городом, в котором происходило много интересного.