Смерть тёти Ксении поразила Катю даже глубже, чем смерть папы. Папа был борец, и гибель входила в круг вероятности его судьбы. А тётя Ксения была совершенная душечка. Кому она могла помешать?.. Катя вспоминала, как тётя Ксения с сыном приезжала к маме в Канны, и они вчетвером гуляли по бульвару Круазетт. Мужчины косились на молодых и красивых дам с белыми зонтиками от солнца… Иннокентий тогда был сердитым мальчиком, и у Кати не получилось с ним подружиться… А тётя Ксения дружила со всеми. Ей все хотели сделать что-то приятное, и мама ревновала.
Катя чувствовала себя очень одинокой. Роман казался ей чужим, а дядя Ваня был слишком прост. Алёшка всё время чем-то занимался с Мамедовым, и Катя считала брата предателем: как можно относиться к этому убийце по-человечески? Впрочем, Алёшка не знал тётю Ксению лично, и про Святой Ключ ему никто не рассказал… Но неужели он сам не ощущает, что Мамедов — зверь?.. Катя сдружилась со Стешкой: снова сидела в камбузе, будто по-прежнему работала посудницей. А Стешка была рада Кате.
— Не бойся! — заявила она. — Пузо вынашивать я тебя сама научу!
Наука у Стешки отличалась своеобразием.
— Много не спи, Катюшка, не то дитя ленивым будет. Тайком не ешь, токо в открытую, иначе дитя будет вором. На верёвки тебе наступать нельзя, поленья перешагивать нельзя, волосы стричь тоже нельзя. Из ведра пить не лезь, чашку бери, или ребёнок изжогой будет мучиться. Ноги не скрещивай, косолапого родишь. Главное — веником не стучи, когда мусор стряхиваешь.
— А веником-то почему? — испугался Яшка Перчаткин.
Он помогал Стешке на камбузе вместо Кати.
— В венике домовой живёт. Обозлится, что его колотят, и накажет: выкидыш устроит или роды тяжёлые.
— Страх-то какой, девушки! — ужаснулся Яшка.
— А ты вот слушай, слушай меня, двоеженец, — назидательно посоветовала ему Стешка. — Поймёшь, как нам, бабам, из-за вас, кобелей, живётся!
Внезапно с палубы донеслись какие-то невнятные крики и топот, потом где-то вдалеке затрещали пулемёты.
— Что за война? — удивилась Стешка. — Пойдёмте узнаем!
Над Сарапулом и над Камой, стрекоча, кружили три гидроплана — по ним и лупили с пароходов. Авиаторы вручную сбрасывали бомбы на суда, но всё мимо: редкие всплески небольших разрывов выскакивали где попало. Глядя вверх против слепящего солнца, Стешка заслонила глаза ладонью.
— Да улетайте, дураки! — страдальчески сказала она. — Пули же вокруг!..
— Думаешь, там твой лётчик? — догадалась Катя.
— У него такой же эроплан… Два крыла и лапти внизу… Может, и он…
Катя вдруг поняла, что завидует Стешке. Пускай её возлюбленный сейчас сражается на стороне врага, но на душе у Стешки нет никакой смуты. Лётчик Свинарёв — хороший мужик, прямой и честный: он не прячет компромиссов.
Команда высыпала на палубу и глазела в небо, не думая об опасности.
— Слишком высоко забрали, — щурясь, проворчал боцман Панфёров. — Надо им пониже спуститься, тогда бомбой и попадут в аккурат.
— А где аккурат? — всполошился Митька Ошмарин.
— Нижей их самих подстрелють, — заметил Сенька Рябухин.
Самолёты потянулись к югу и растаяли в синеве. Разочарованная команда начала расходиться, остался только Федя Панафидин, который всё смотрел на горизонт в бинокль Ивана Диодорыча, будто надеялся, что самолёты вернутся.
Катя увидела, что Алёшка за верёвку подтаскивает лодку, привязанную к борту буксира. Рядом с Алёшкой с вёслами в руках топтался Мамедов.
— Куда ты намерен плыть, Алёша? — спросила Катя.
— Да на «Данилиху», — пояснил Алёшка. — Может, гидроплан покажут.
Алёшку явно воодушевило зрелище воздушной атаки. «Данилиха» была авиабаржей флотилии, она стояла на рейде неподалёку от «Лёвшина».
Катя разглядывала Мамедова, словно в первый раз. Какой он неприятный тип… Неспешно-самоуверенный, кряжистый, будто грузчик, с толстым носом и грязной щетиной… Наверное, совесть у него такая же неповоротливая, как и тело. Катя почувствовала, что ненавидит Мамедова. В эту ненависть слилось всё, что её мучило: горе по тёте Ксении и обида на Романа.
— Алёша, ты никуда с ним не поплывёшь! — вырвалось у Кати.
Мамедов бросил на неё тяжёлый взгляд.
— Мне дядя Ваня разрешил! — отмахнулся Алёшка. — Он капитан, а не ты!
— Алёша, как старшая сестра я запрещаю тебе общаться с этим человеком!
— С дядей Хамзатом, что ли? — изумился Алёшка.
Федя Панафидин с тревогой покосился на Катю.
— Он тебе не дядя и не друг! Он убийца! Это он погубил тётю Ксению!
Алёшка глупо открыл рот.
— Господин Мамедов — жестокий и корыстный лжец! — ледяным голосом чеканила Катя. — У него руки в крови! Чужая жизнь для него — ничто!
Над палубой повисло оглушённое молчание.