При мне были карта и компас. Ориентируя карту по линии железной дороги (сорок шагов в сторону!), я с помощью компаса начал отсчитывать углы для стрельбы. Получалась у меня буссоль. Правда, буссоль эта была довольно капризная - вспотеешь, пока сделаешь отсчет угла, особенно при ветре: компас так и выскальзывает из пальцев, а карта полощется парусом и хлопает тебя по носу… Но все-таки работать было можно. Чтобы усовершенствовать прибор, я, заточив карандаш, нанес на циферблате компаса деления угломера - не шесть тысяч, понятно: делений уместилось только шестьдесят. Но и это ведь усовершенствование!
Так или иначе, а мои снаряды стали теперь ложиться куда кучнее. Петлюровцам от этих приборов не поздоровилось!
Теперь мы с комбатром изучали «материальную часть», то есть устройство самого орудия. Ясное дело, что артиллерийский командир должен знать орудие, как машинист знает свою машину.
Но мне хотелось другого - самому стать к гаубице и пострелять! А для этого надо изучить действие прицельного приспособления. Комбатр начал было разводить академию, говоря, что нельзя брать курс материальной части с середины, но я все-таки уговорил его раньше всего заняться со мной прицелом. Стали мы разбирать на приборе устройство стекол, линз, отражательных зеркал, чертить, считать… И я уже представлял себе, как стану сам к орудию, а Малюгу попрошу в сторону. Установлю дистанцию делений на полтораста, угломер 30 - 00 - и бабахну. Без смеху я не мог подумать о том, что произойдет со стариком. Вот остолбенеет! Да тут у него борода встанет дыбом!
Но так мне и не удалось в этот раз проучить заносчивого старика. В команде обнаружилась прореха, и я должен был прервать занятия артиллерией…
В эти дни я уже не раз подмечал, что дисциплина у нас в поезде начинает похрамывать. Но у меня просто руки не доходили разобраться в этом деле. Ни минуты свободной! Потом, вижу, дело пошло хуже. Отдашь распоряжение, а проверишь - оно не выполнено. Я сразу даже не понял: откуда такое? Правда, сам я постоянно в отлучках, а это вредит дисциплине, но ведь в поезде матрос! Федорчук всегда оставался за меня на правах заместителя командира. А человек он надежный и твердый, осадит кого хочешь. Так в чем же, думаю, дело?
Никак я не мог доискаться. И вдруг один случай открыл мне глаза. Оказалось, что сам мой помощник и заместитель товарищ Федорчук начал выкомаривать!
Вот что он однажды выкинул. Возвращаюсь я как-то из штаба - в штабе происходил разбор боевых операций за неделю, - подхожу к поезду и слышу: машинист кричит, бушует у себя в будке, уйти грозится. Все ребята фыркают и перешептываются. Я, понятно, к своему заместителю, матросу: «В чем дело, что случилось?» А он сидит себе на лафете, ничего не говорит, ни на кого не смотрит, а только зажигалку чиркает: зажжет и погасит, зажжет и погасит…
Что же оказалось? Матрос ни с того ни с сего придумал в поезде морской порядок завести - отбивать склянки. Не знаю уж, всерьез он или для потехи, вернее всего от безделья, эту чепуху затеял, а только приказал склянки отбивать машинисту паровозным гудком. Велел машинисту смотреть на часы с цепочкой и подавать короткие гудки: в двенадцать часов бить четыре склянки четыре гудка, а в час - две склянки и так далее.
Машинист, рассказывали, даже потемнел весь и затрясся. «Пошел вон! закричал он и чуть не влепил свои часы матросу в лоб. - Тут тебе не аптека со склянками, а паровоз!»
Едва я помирил их после.
Пустяковый как будто случай, ерунда! И сделай это кто-нибудь другой, не матрос, тут бы и говорить не о чем: ну, поссорились двое из команды - и помирились. Только и всего. Но Федорчук своим поступком меня прямо обескуражил. Да и это, как обнаружилось, была не первая его выходка. Я-то оставляю его для порядка заместителем командира, а он в это время сам первый колесом ходит!
«А все это от тылового сидения, - раздумывал я, - одно к одному… Живые же люди, черт возьми!»
Я вспомнил, как стремился наш погибший Васюк своими руками - только своими! - бить петлюровцев. А все остальные бойцы? Как они оживляются все, когда хоть изредка выдается им случай вместе с Малюгой ударить по белым прямой наводкой!
«Пойти разве в штаб к Теслеру, - подумал я, - да пустить слезу: так и так, мол, товарищ комбриг, работаем все время на глазок, без приборов, и от этого чересчур много снарядов расходуется, жалко. Разрешите выходить для стрельбы на передовую?…»
Нет, не выпустит - он и разговаривать не станет… Эх, была бы уж эта броня из Киева! Развел бы машинист пары, дал полный вперед, и покатил бы наш бронированный поезд прямо в пехотную цепь. Всякие эти дальномеры и буссоли в сторону, стреляй по зеленым кителям прямой наводкой. Бей их, как куропаток из ружья!
А ты вот стой в тылу и не двигайся. Для всех железная дорога как дорога, чтобы по ней ездить. А для тебя она точка «О» - вершина треугольника, дальномер - все что угодно, только не железная дорога!
Я уже наладился было к Теслеру. Но тут неожиданно произошел случай, который сразу всколыхнул всю команду.
Мы встретились с Богушем.
Вот как произошла эта встреча…