Бронепоезд «Гандзя»

Старик, закрывшись руками и раскачиваясь из стороны в сторону, сидел на лафете.

— Ранен?

Я отдернул от его лица одну руку, другую…

Малюга зашевелил побелевшими губами:

— Испортилась окаянная гаубица…

— Что? Гаубица? — прошептал я, отступая.

Грохот нового взрыва не дал ему договорить.

Вагон тяжело качнулся на сторону, боковая стена треснула и вдавилась внутрь. Меня по колени засыпало песком. Я выкарабкался и побежал к орудию:

— Сюда, бойцы! Будем отбиваться до последнего… Живыми не дадимся!

Сгоряча я ухватился за правило и тут же отдернул руки: «Да ведь орудие испорчено…» Но бойцы уже теснили и толкали меня, вставая по местам. Племянник подхватил с полу снаряд, поднял его и пропихнул кулаком в ствол. Батареец заложил заряд.

Замковый защелкнул затвор.

«Это как же так?… — Я не верил своим глазам. — Орудие ведь действует!»

— Малюга! — закричал я, стаскивая старика с лафета. — Что же ты! Орудие исправно!

— Прицел… — Малюга безнадежно махнул рукой, — скособочило…

— Прицел? Прицел, говоришь? Только и всего?… Наводи!

Старик зашаркал на свое место. Безвольными, одеревеневшими пальцами он подкрутил винты.

— Огонь! — скомандовал я.

Дали выстрел. Снаряд ушел колесом в сторону!

И тут я в первый раз увидел, что творится вокруг нас. Щита на орудии не было; я стоял как в открытых воротах. Выглянул из вагона вперед — и содрогнулся… На сотни саженей в стороны — как не было зеленой степи, пузырилась и в страшном грохоте взрывавшихся снарядов разлеталась в пыль… Я понял, что и вправо и влево, за стенами вагона, и позади нашего поезда все превратилось в пустыню. Каким-то чудом среди этого пожарища мы еще целы! Путь сзади разрушен — двинуться некуда. И предатель белогвардеец Богуш теперь расстреливает нас, как у стенки…

Я стоял перед орудием… Жалкая, бесполезная, никому не нужная груда металла!

Я сделал шаг в сторону — сам не знаю зачем.

Бойцы тоже переступили — они все жались ко мне.

«Неужели кончено все?»

Волны черного и рыжего дыма все больше застилали наш поезд. Перед вагоном блеснуло пламя. «Вот он, снаряд… Нет, не долетел…»

Опять полыхнуло огнем в дыму. Гудя, разлетелись стальные осколки: и второй мимо… третий. Этот кувырнулся совсем в стороне.

Снаряды вокруг нас падали вразброд.

— Ребята! Обожди! — вдруг закричал матрос, срываясь с места, и на секунду замер с поднятой рукой.

— Ребята, да ведь нас дымом затянуло! Глядите все! Ведь он наугад снаряды втыкает!… Не попасть ему, собаке, в нас.

Бойцы с минуту, словно не понимая, что он говорит, удивленно глядели на матроса.

— Дыму, ребята, давай дыму больше! — кричал матрос.

— Правильно! — скомандовал я. — Жги что попало!

Тут бойцы горохом рассыпались по вагону и стали выбрасывать наружу обломки досок и бревен, соломенные тюфяки, одеяла, тряпки.

А Федорчук все кричал и тоже метался по вагону:

— И бушлат подойдет, и форменка!… Носовой платок — туда же!

Я подкинул ногой в кучу одежды свою шинель. А сам за рупор — и к борту.

— Машинист! — закричал я в рупор. — Машинист!

Но грохот взрывов гасил мой голос.

Наконец на паровозе меня услышали. Шевельнулся железный лист, подвешенный над входом в будку, и в щель просунулась голова машиниста.

Я замахал ему руками:

— Сифонь!… Задувай вовсю, Федя, дыму давай, дыму!

Не прошло и минуты, как из трубы паровоза густо повалил дым, застилая над нами небо серой тучей.

А по обеим сторонам вагона жарко запылали костры из шинелей и брезентов, посыпанных орудийным порохом.

Вслед за артиллеристами, смекнув, в чем дело, разожгли у себя костры и пулеметчики.

— Вот, брат, и дымовая завеса! Живем еще!… — говорил Федорчук, чихая от едкого дыма и зажимая себе нос бескозыркой.

Он прохаживался по вагону и, протирая покрасневшие глаза, посматривал, чего бы еще бросить в костер.

А Богуш на бронепоезде, должно быть, уже совсем потерял нас из виду. Снаряды его грохали где-то в дыму, не причиняя нам вреда.

Воспользовавшись передышкой, я бросился налаживать орудие. Ох как мне захотелось теперь самому заложить снаряд и дернуть за шнур!…

Но прицел, проклятый прицел…

У орудия стоял Малюга и о чем-то мрачно раздумывал. Сквозь дым он показался мне тенью.

Увидев меня, старик сразу, словно он только этого и ожидал, уступил мне место и пошел прочь.

Я спешил разобраться в испорченном прицеле.

Снаряды вокруг нас падали все реже и реже. Казалось, бой затихал. Но это только казалось.

Густой дым, окутавший нас во время канонады, начал рассеиваться, а наши костры догорали. Выдохся и Федор Федорович со своим сифоном…

Мы стояли под жерлами четырех наведенных на нас пушек, способных посылать сорок восемь снарядов в минуту. И Богуш выжидал только подходящего момента, чтобы снова обрушиться на нас всей силой своего артиллерийского огня.

Но пока завеса дыма все-таки укрывала «Гандзю» от противника, и я копался в прицеле.

Винты, стекла, рычажки… Черт, сколько же их! «Дистанционный барабан главная часть прицельного устройства», — вдруг припомнилась мне дословно одна из моих записей. Не доверяя памяти, я выхватил свободной рукой тетрадь из сумки.