В мастерской Леха быстро поставил задачу своим бойцам и сел на табуретку у верстака. Ему не работалось. Было радостно от мысли поехать в дальние края. Как в Испанию на далекую загадочную войну. Он курил и в силу своих познаний пытался представить себе тот далекий Афганистан. Ему представлялись джунгли, слоны, верблюды, красивые шахские дворцы, люди в белых одеждах в жарком климате, море, пироги, парусники на волнах и женщины, поющие протяжные арабские песни. А среди всего этого великолепия и сам Леха, строгий, как представитель великого народа, но справедливый и с пистолетом на боку в кожаной кобуре.
Он вышел из мастерской на свежий морозный воздух. Слегка пнув сапогом сугроб, он спрятал руки в карманы расстегнутой шинели и в подтверждение своих думок резко и весело произнес:
— Ну, точно, блин, умотаю! — и направился во взвод связи.
Яша сидел в наушниках за столом в учебном классе и тренировал своих бойцов в работе на ключе радиопередатчика, оценивая их морзянку. При появлении Лехи он отпустил бойцов на перекур. Внимательно выслушав Лехины соображения, Яша достал из ящика стола атлас мира. Они вместе принялись рассматривать эту страну. Леха немного удивился, что моря там нет, но не расстроился. Тыкая пальцем в карту, он возбужденно говорил:
— Ты глянь, Яша, одни горы! Красота, наверное, обсмотришься! Большая страна! Да там и Индия рядом! Поеду я, Яша, скоро в жаркие страны! — Улыбаясь, он побарабанил ладонями по столу.
— Да, — соглашался Яша. — Большая страна. Там и служба, скорее всего, год за два пойдет, а значит, и очередное звание быстрей дадут.
— Ну, мне, Яша, очередное звание, сам понимаешь, что глухому бубен, а вот на жаркие страны поглядеть охота. Чего мне тут ловить в поле за забором, прямо как в колхозной мастерской. Тоска! Плюс эти двое, блин, кривомозгие!
— Да, не дадут они тебе, Леха, свободно дышать тут. Придирками измотают, — снова соглашался Яша. — Жаль, конечно, что уедешь. Жаль.
— Да ладно! Я даже рад, что жизнь так обновляется. Не знаешь случайно, кто у них там до революции в эксплуататорах ходил, шахи или махараджи? — ткнув пальцем в карту, спросил Леха.
— Скорее всего, баи. Как у нас в Средней Азии. А может, все же в другую часть попытаешься перевестись, пока не поздно?
— Нет, Яша, скучно мне стало на равнине. Мне срочно теперь в горы надо! Скорей бы только Родина послала! — Леха весело хлопнул Яшу по плечу и вышел из учебного класса.
Ночью Лехе не спалось. Он часто выходил в кухню покурить. Сквозь открытую форточку он смотрел на звезды и гадал:
«А правду ли говорят, что там, на юге, звезды ярче светят, или брешут? С чего им там ярче светить? За что басурманам такая льгота? Ясно, брешут. — Он мысленно был уже где-то там, в неведомой жаркой дали, среди нового бытия и уже с некоторым тайным внутренним снисхождением поглядывал на весь личный состав батальона, вынужденный влачить скучное существование среди опостылевших за его недолгую, но яркую жизнь снегов и морозов. — Интересно, как там дружеский народ Новый год встречал? Елок-то небось у них там нет. С бамбуком и на жаре? В набедренных повязках по горячей земле босиком прыгали? Вот бедолаги! Да нет, наши им уже, наверное, елки самолетами завезли в виде братской помощи. Жратвы небось, как полагается, им к празднику подкинули. Голодает ведь народ, раз они революцию там заделали. А интересно! А кто у них там сейчас Лениным работает?!» — От этой мысли он долго и тихо хохотал, глубоко вдыхая шедший из форточки морозный воздух.
Вскоре Лехе исполнилось двадцать два года. Январским вечером дома на дружеской вечеринке его поздравляли с днем рождения Яша и Евгений Степанович Пажикин, начальник финансовой службы батальона.
Евгений Степанович пришел служить в армию, имея высшее экономическое образование, проработав до этого десять лет ревизором в народном хозяйстве, а поэтому в свои тридцать пять был лишь в звании старшего лейтенанта. Немного сутулый и сухопарый, постоянно носящий очки, он напоминал школьного учителя, выделяясь из всех офицеров своими интеллигентными манерами и мягкостью в обращении со всеми окружающими, невзирая на их должности, звания и объем дурости в мозгах. Он всегда ходил с небольшим портфелем из коричневой кожи и был как будто из другой, не военной жизни. В армию его призвали в добровольном порядке, как специалиста по финансам. С ним в городке проживали его жена и сын-первоклассник. Окружающие, включая батальонное начальство, именовали его исключительно по имени-отчеству, делая это из уважения и нежелания сопоставлять его личность с невысоким по армейским меркам воинским званием.