Кристина чуть прижалась к его груди спиной. Она чувствовала, как он сдерживает желание. «Может, это нечестно, а может, мы еще не заслужили такой радости». Её вопрос был странным для интимной минуты, но искренним:
— А что ты любишь у Пушкина больше всего?
— Пусть будут «Песни западных славян», — Сергей погладил её по лопатке и коснулся коленом платья.
— Не читала, — она прикрыла глаза от такого касания.
— Многие не знают, — Разумовский продолжил ласкать свою нежную подругу. — А героини там похожи на тебя: гордые девы с кинжалами, которые борются с колдунами, а из их крови вырастают цветы.
— Только я была служанкой колдуна, — с горечью ответила Кристина. — Но раз мы о Средних веках, то ты, — она резко вздохнула. — Сдерни уже платье с плеч, открой их.
Чуть поколебавшись, Сергей крепко сжал черный бархат руками и быстро развернул, спустив платье Кристины ей до груди.
И отступил на шаг. Её спина натянулась струной, она так же не поворачивалась. И нервный смех пронизывал слова:
— Что скажешь? На что похоже?
В поэтичную интимность полутемной гостиной вторглись страшные воспоминания обоих: Сибирь, чудовища, опыты.
Но Разумовский быстро взял себя в руки. Видел он, в конце концов, еще и не то. Сергей легко провел пальцем по её полуоткрытой и тут же вздрогнувшей спине и спокойно ответил:
— Пожалуй, похоже на золотистый пляж с осколками раковин.
И, как художник, метафору он подобрал самую точную: кожа на плечах Кристины, прикрытых лишь сорочкой на бретелях, была гладкой, светлой, но из неё рядами торчали костяные зубцы, шипы и гребни. Высотой примерно в сантиметр, они были бежевого цвета и чуть заостренные, именно, как края ракушек. Жуткие цепочки убегали под одежду. Полоса чистой кожи — змеящийся гребень, как у игуаны, полоса — и ряд шипов.
— Понятно, почему ты носишь одежду 19 века. Современная бы рвалась через день, — протянул Сергей и, не дожидаясь её ответа, мягко развернул Кристину к себе. Она впилась в него ищущим взглядом распахнутых лазурных глаз. Слёз не было, что искал её взгляд? Сочувствия? Ужас? Уверение, что она прекрасна? Красиво плести слова Сергей умел великолепно, но сейчас ему хотелось не молоть языком, а ласкать им. И он честно сознался:
— Но я всё равно хочу остаться с тобой. Если и ты хочешь, конечно.
Кристина положила ладони ему на грудь, чувствуя, как под сиреневой рубашкой бьется его сердце, и глядя ему в глаза:
— И снова говорю, что хочу. Но ты готов увидеть меня целиком?
Сергей улыбнулся, но невесело:
— Кристель, мы поэтому и живем здесь месяц, вместе, что видели уйму ужаса, и даже пытаемся с ним бороться. Что после этого твои шипы?
«Ты сам сейчас выдернул шип», — подумала Кристина и тихо сказала, со смесью вызова и облегчения:
— Тогда, пожалуйста, сними это платье совсем.
Это был их ночь, даже их искупительные миссии решили
подождать.
Сергей легко поцеловал её в губы и вернулся к пуговицам. Когда он спустил мрачный бархат до пояса, Кристина закрыла глаза. Пахло кофе, чем-то пряным, немного — смолой и кожей. Стояла тишина, даже не гудели компьютеры Сергея; только зашуршал, упав на ковер, её бархатный саван. Кристина переступила через платье, оставшись в одной сорочке и чулках. Сергей быстро поднял платье и бросил на ручку кресла. Стоя перед ним, среди персиковых полутеней и золотистых бликов, Кристина напомнила Разумовскому модерновых нимф Альфонса Мухи: волосы струились изящными виньетками, кружевная сорочка прикрывала небольшую грудь, мягкие живот и бедра, а длинные, но не тоненькие ноги были затянуты в плотные черные чулки. Губы красиво припухли, глаза были прикрыты, и ресницы бросали тени на щеки. Изящные линии и чистые цвета…
Приоткрыв глаза, Кристина заметила восхищение на лице Сергея, восхищение и художника, и мужчины, и поняла, что время сказать главное.
— Эти… Гребни я получила при трансформации, вместе с даром иллюзий. Эта… Магия сохранила моё лицо и руки, но «поняла», что я хочу быть защищенной. Везде, — она отчеканила последнее слово.
И он понял. Поднял брови, резко и удивленно качнул головой. Чуть дернулся. Но не отшатнулся. Зато сразу посмотрел на её живот и ниже. Он тут же деликатно отвел взгляд, но Кристина успела покраснеть и закрыться рукой.
— Значит, средневековые мистики и городские легенды не сочиняли, — он прикрыл рот рукой, будто боясь кашлянуть. — А ты сейчас стоишь, как Афродита.
Облегчение, с горечью и смущением, снова накрыло Кристину. Её щеки пылали всё сильнее, но смотрела она прямо.
— Благодарю за Афродиту. Но, Сережа, какой смысл нам идти… — она запнулась. — В спальню?
Его лицо помрачнело, но Сергей снова подошел ближе. В его голосе зазвучала особая нежность.
— Мы взрослые люди, Кристель, — прошептал он ей на ухо, щекоча дыханием шею и гладя руки от плеч до запястий, аккуратно скользя между грядами шипов. — Я и так согрею тебя в эти безумные ледяные дни.