Бронте

— Теперь Каррел, Эллис и Эктон Беллы не предстанут перед читателями в своём таинственном ореоле. «Они всего лишь женщины», — скажут одни. «Дочери пастора из глухой провинции», — будут говорить другие. «Что эти затворницы могут интересного написать? И стоит ли их читать», — выскажутся третьи. Любопытные обыватели захотят узнать о нас, сёстрах Бронте, будут искать факты и разные истории, копаться в наших семейных делах и выносить своё суждение, которое вряд ли сможет соответствовать действительности, в которой созрели наши души и разум, — говорила Эмили.

— Эмили, дорогая, я сожалею, что дала повод твоей печали. Сделанного не воротишь, а потом, что же в том плохого, что в Лондоне узнают о дочерях пастора, которые способны сделать что-то стоящее не хуже жителей столицы и даже завоевать не только их внимание, но и интерес читателей заокеанских стран, — Шарлотта пыталась переубедить упрямую сестру, но та оставалась при своём мнении.

В сентябре издательство «Смит и Элдер» перекупило право публикации сборника стихов Каррера, Эллиса и Эктона Беллов у мистера Эйлотта. Эта приятная новость была омрачена ухудшающимся состоянием Брануэлла.

Родные понимали, что век Брануэлла не продлиться долго. За лето он сильно сдал, неоднократно к нему вызывали врачей. Но чем они могли помочь? Надеялись, что молодой организм ещё потянет. Но они ошиблись. Ослабленный и отравленный алкоголем и опиумом он не смог побороть инфекции. В его проспиртовавшемся организме она проявилась не сразу. Никто не предполагал его скорой кончины. За два дня до того, как Брануэлл слёг окончательно, он гулял по Хауорту, заходил в «Чёрный Бык».

Брануэлл всю субботу лежал, не в состоянии подняться. Он не хотел жить, потому что почувствовал признаки болезни, которую не мог побороть. Зачем мучиться и продолжать жизнь, где уже нет места для надежды, а значит и желаний.

В эту ночь отец заснуть не мог, впрочем, ему последние годы редко, когда выпадала возможность спокойно отдохнуть. Брануэлл кашлял и хрипло дышал, иногда он что-то бессвязно бормотала. Время от времени он затихал, но спал или нет понять было трудно. Сёстры, как обычно тоже спали плохо, они боялись за брата и опасались пистолетного выстрела, ведь в одурманенную голову могла прийти любая бредовая мысль, которую он тут же пытался осуществить. На этот раз обошлось без сильного шума.

Рано утром двадцать четвёртого сентября они пришли его проведать, справиться, что ему нужно и не послать ли снова за доктором, который, придя вчера так и не смог прояснить, что же происходит с Брануэллом. Он отказался от завтрака, чувствовал, что скоро не зачем … скоро закончатся его земные страдания…

Брануэлл, словно чего-то испугался, всё его тело напряглось, он как будто сопротивлялся чему-то …, понимая, что не справиться и обессиленный затихал, а потом, словно собрав остаток сил, снова тужился, весь содрогаясь. Его взгляд был ясный и осмысленный, сознание не затуманено дурманом. Он понимал, что происходит, но вот хотел ли он по-прежнему покинуть этот мир… Явно читалось на его лице и в выражении глаз сожаление о своей загубленной жизни и просьба о прощении, обращённая к отцу и сёстрам за всё, что им пришлось пережить из-за него.

Двадцать мучительных минут длилась агония…Как странно и горько было глядеть на это бледное безжизненное тело, успокоившееся навеки… В карманах одежды Брануэлла нашли письма от его возлюбленной, оказалось, что он никогда не расставался с ними и держал их всегда при себе …

Какая-то непривычная тишина наполнила пасторский дом. Тихо и печально до слёз. Забылись все неприятности, которые доставлял Брануэлл. Осталось только сострадание к несчастному, только жалость к нему, только скорбь в сердцах его родных. Их утешала лишь вера, что он теперь в руках Бога, Всесильного и Всемилосердного.

Патрик Бронте был потрясён. Ах, как был несчастен бедный его мальчик! А он, старик семидесяти одного года пережил тридцатилетнего сына! Только Богу ведомо, почему так происходит!

Отец и сёстры молились за упокой души Брануэлла. Энн, истая христианка уповала на Божью помощь. Она жалела заблудшего и запутавшегося брата и верила, что он не мог не каяться в своих прегрешениях, а значит, будет Господом прощён и спасён и его душа, которая настрадалась на земле избежит адских мучений.

Кающемуся

Я ставлю с радостью свечу —

Ты каешься, скорбя;
Я с хором ангелов хочу
Благословить тебя.

Пусть говорят, что ты чудак,

Пусть свет тебе не мил;
«Блаженны плачущие» — так
Спаситель говорил.

Так вот тебе моя рука —

И унывать не надо:
Спасешья ты — и «велика
На небесах награда»!