Страх за жизнь Байи и желание во что бы то ни стало спасти мальчика сделали его безрассудным. Ударом ноги распахнув дверь, Марк влетел в комнату, даже не почувствовав упругого сопротивления воздуха, предупреждающего о начертанном здесь Заклинающем Круге. И угодил в коварно расставленную Оуэном ловушку – в мощное поле двойного Заклятия. Выдохнуть смог с большим трудом, ему показалось, что легкие придавила холодная каменная плита. Она высасывала из него Силу.
По глазам больно резанула ослепительная белизна шелковых простыней на широкой кровати. Больше здесь ничего не было. Кроме лежащего поперек кровати, приготовленного к закланию Байи. Руки мальчика, связанного заклинанием, были вывернуты за спину и стянуты в локтях, чтобы было больней. На нем не было никакой одежды.
– Прости, Марк… я только хотел спасти тебя… – виновато произнес Имонн, посмотрев на него своими печальными глазами. Пошевелившись, он невольно всхлипнул. Невидимые путы врезались в тело и там, где они впились в нежную кожу мальчика, выступили крохотные бисеринки крови.
– Лежи смирно. Не стоит лишний раз дергаться, дружок… – раздался вроде бы заботливый голос. – А то, чего доброго, истечешь кровью, не успев насладиться собственной глупой доверчивостью…
В круге света, облаченный только в свои «добрые намерения», возник Оуэн. Повернулся к брату.
– Что, неожиданно? – спросил он и развел руки в стороны, демонстрируя Марку великолепие своей обнаженной фигуры. – Я вообще полон неожиданностей! – заверил он обоих. Сел на кровать. Не выпуская Марка из поля зрения, стер несколько капелек с бедра мальчика. Облизал пальцы.
– Не желаешь… присоединиться? Я поделюсь! – предложил очень щедро. – Но сначала… – отвесил он Байе подзатыльник, – позволим этому гаденышу вспомнить! Время просить о милосердии кончилось! Хочу, чтобы щенок знал, что я сделал с ним той ночью, когда ему было тринадцать, и красная луна заглядывала в окно!
Имонн испуганно заелозил на постели, отдвигаясь от протянутых к нему рук. Но заклинающие пальцы Оуэна уже впечатались ему в лоб.
– Нет! Ублюдок, не смей! – заорал Марк, бросаясь к ним.
Но только легкие лопались от беззвучного крика, да еле-еле шевелились губы. От неимоверного усилия сделать хотя бы шаг на шее жгутами вздулись вены. Заклятие, укравшее у него Силу, держало крепко – он остался там, где стоял. А слова другого Заклятия, что сейчас читал Оуэн, исказили мукой лицо Имонна, превратив оленьи глаза мальчика в черные бездонные дыры. Он забился на кровати. Закричал. Тоненько, жалобно. И путы, безжалостно впившись в тело, обозначились на его коже красными длинными порезами. На простыни упали первые капли крови.
Алое на белом. Оуэн продумал и это. Убей он сейчас оруженосца на глазах у Марка – и ничего не произойдет. Его глаза вспыхнули багрянцем. Нужно было сотворить с мальчишкой такое, от чего сердце брата изойдет кровью и обратится в камень. Тогда, лишенный Силы, он захочет вернуть ее себе, и сам снимет Оковы Согласия, чтобы остановить или наказать его, Оуэна, за это.
Только Марк не знал, что стоит в двойном Заклинающем Круге и, стоит ему освободиться от Оков, Заклятие Преображения сразу же заставит его забыть о причине, побудившей их снять. И он, Ивама Оуэн, наконец-то увидит возвращение своего настоящего брата. А не это чучело с нимбом на макушке. Он окинул застывшую посреди комнаты живую статую презрительным взглядом.
«Отпусти отрока… – молили несчастные, ставшие совсем больными, глаза Марка. – Я буду твоим! Я останусь с тобой навсегда! Только отпусти его… Отпусти…» Но для Оуэна это уже не имело значения. И странной печали он не испытывал, и желания подойти к брату и утешить. Прижать к плечу его голову. Услышать стук его сердца. Все это больше не интересовало его, он собирался в полной мере насладиться страданиями обоих. Зрелищем грехопадения. Каждым его мгновением.
Алое на белом. Щелчком пальцев он снял с мальчика путы, уверенный, что тот, связанный достаточно долго, чтобы нарушилась циркуляция крови, не сможет даже пошевелиться без посторонней помощи, не говоря уже о сопротивлении или инициации Щита. Поставил перед собой на колени, грубо ткнул лицом в матрас. Посмотрел на брата (хорошо ли тому видно) и склонился над Имонном. Дернувшись от боли, тот расплакался.
Марк закрыл глаза, чтобы не видеть Оуэна, насилующего Байю, но все равно слышал болезненные стоны и всхлипы мальчика. А еще он слышал, как радуется зверь. Его довольное урчание. И желание убить эту тварь опалило кожу нестерпимым жаром. Внутри словно лопнула туго натянутая струна. Вспухая красными волдырями ожогов, на коже проступил причудливый узор. На лбу, раскаленным клеймом – Печать Императора. Вокруг него смерчем закрутило темную ауру. Рубашку, волосы взметнуло вверх. Он вскинул руки. Бешеная ярость криком рванула грудь. Почернев, засохшей коростой осыпался причудливый узор. Иероглиф раскололся и исчез, освобождая его от согласия с богом. Марк сделал шаг, еще один. И на Оуэна глянули страшные глаза Иблиса.
– Марк, не надо! Не уходи! Пожалуйста, вернись! Я умру без тебя! Ма-а-рк!