«Не плачь, глупый… Я отдам тебе свои крылья… Все хорошо, я держу тебя… Я не дам тебе разбиться…» Кто это говорил с ним? И когда?
Обнаженный, сидел он на вишневом шелке смятых простыней, прикованный цепью к ножке кровати, и пытался вспомнить, сколько же прошло времени с тех пор, как он добровольно отдал себя в рабство. Не давало покоя ощущение, что корабль уже давно должен был стоять в порту. Тогда почему они до сих пор в море?
С трудом виконт поднял свинцовую, будто в тумане, голову. Казалось, растянувшись, время превратилось в одну сплошную ночь: когда темнота смотрела на него яркими голубыми звездами, кожа горела огнем, а тело трепетало, изнывая от сладкой муки. И сколько бы он ни стискивал зубы – те самые звуки, он все равно издавал их. При воспоминании об этом лицо его мучительно покраснело. «А где же эта английская… – пальцы с силой сдавили виски, – где это чудовище?»
Послышались быстрые, легкие шаги. Распахнулась дверь, впуская в каюту солнечный свет.
«Помяни черта…» – тут же нахмурился виконт.
Отстегивая цепь, чудовище с улыбкой пожелало ему доброго утра.
– Сними это! – рванул он ошейник. – Я не убегу! Бежать все равно некуда…
– Нет! Теперь ты мой цепной пес! Хочу, чтобы ты не забывал об этом! – дернув за цепь, герцог Клеманс притянул брата к себе. Обнял за талию. – Ты выглядишь немного уставшим! – отметил он, заглянув в нахмуренное лицо виконта. – Я решил – с моей стороны несправедливо держать тебя все время взаперти. Прогулка по палубе пойдет тебе на пользу. Идем!
Виконт сумрачно промолчал. Показалось или нет, но изнеженный юнец, которого он встретил в Лондоне, вроде бы возмужал. Раздался в плечах, стал выше ростом. Да и вообще, чудовище преобразилось. С какой-то радости оно все светилось и к тому же улыбалось. И без этой своей ласковости. Вместо скромного платья корсара – длинный парчовый халат с широкими рукавами, расшитый диковинными цветами. Белые шаровары. Туфли с загнутыми мысками. И локоны – он снова распустил бледное золото своих волос. Пронизанные солнечными лучами, они мягко сияли. Это завораживало. Невольное желание коснуться их, погладить, что ли, взволновало виконта. Подумал, что окажись чудовище не мужчиной, а женщиной, смог бы он и тогда привлечь его внимание? И честно говоря, даже не понял, что испытал при этом.
– Да не хмурься ты так! Меня это раздражает! – отпустив его талию, герцог Клеманс поставил перед ним резной ларец. – Ты был милым! Это мой подарок! Открой!
– Что это? – удивился виконт, разглядывая золотые нити, унизанные драгоценными камнями. Фиолетовые, синие, зеленые. От их блеска рябило в глазах.
– Подними волосы, я застегну застежку.
– Но это ожерелье?
– Надо же, догадался…
Рассмеявшись, чудовище подтащило его к зеркалу, а он смотрел на свое отражение и не верил, что это происходит с ним. Его грудь, живот, бедра оплела золотая паутина. Он спиной чувствовал холодное прикосновение камней к своей горячей коже. Вдруг уловил восхищение во взгляде чудовища (там было что-то еще), но виконт, смутившись, уже отвернулся.
Ожерелье смотрелось очень красиво, но оно было всего лишь ожерельем – оно ничего не прикрывало. А он бы сейчас не отказался от какого-нибудь халата, согласен был даже на одни шаровары.
– Теперь идем! – герцог Клеманс подтолкнул брата на выход, но тот заартачился.
– В таком виде? Я никуда не пойду!
– Почему?
– Ты издеваешься? Я голый!!
– А мне нравится! Идем!
Брови герцога Клеманса слегка нахмурились, но виконт уперся по-настоящему. Схватился за цепь, потянул на себя.
– Дай хоть что-нибудь из одежды! – меча в своего тюремщика злые молнии, потребовал он сердито.
– Хорошо! Вот, возьми… – теряя терпение, герцог Клеманс стащил из-под блюда со сладостями салфетку с бахромой, швырнул брату.
Виконта, еле успевшего обернуть кусок ткани вокруг бедер, вытолкали наружу.