Bronza

На улице сдержанные в проявлении эмоций лондонцы обращали внимание на хорошо одетого джентльмена, хохочущего, как сумасшедший. Стоило ему замолчать, чтобы перевести дух, как новый приступ совершенно дикого хохота опять набрасывался на него.

«Блаженны незнающие! Я никогда не позволю сбыться твоим мечтам, дурачок!» – отсмеявшись, Оуэн достал платок промокнуть прослезившиеся глаза, потом помахал рукой, подзывая машину. Личный шофер с предупредительностью распахнул дверцу перед хозяином.

– Домой! – распорядился Оуэн.

Вернувшись в Кенсингтон, где недавно приобрел роскошные апартаменты, он бросил бежевое, из мягкой верблюжьей шерсти пальто на руки дворецкому и сразу же направился к себе в кабинет. Не желая, чтобы слуга излишним усердием беспокоил его, захлопнув дверь, закрылся на ключ. Упал в кресло за письменным столом и, подперев руками голову, уставился прямо перед собой. Его взгляд ушел в себя.

«Спящая душа? Надо же, какое извращенное великодушие! Сколько изобретательности в желании получить прощение! Но он ведь ничего не помнит, верно? Чтобы оценить щедрость твоего «подарка». Вот и получается, что ты отвратительный лицемер… Сэйрю! Ты не сделал Марка счастливей оттого, что он ничего не знает о своем прошлом. Зато теперь ты можешь с легкой душой выдавать сам себе индульгенции!» – подумал Оуэн с горькой иронией. Порывисто вскочил с места, пометавшись по комнате, шагнул к окну, прижался лбом к стеклу. Он, наконец-то, нашел брата и не собирался больше терять его.

Раздался негромкий стук в дверь, Оуэн с недовольством обернулся. Щелкнув замком, дверь отворилась сама. Вошел сухопарый немолодой дворецкий, довольно чопорный в своем строгом костюме и белых перчатках. Доложил, что гости уже прибыли и ожидают господина в гостиной наверху.

– Хорошо, предложи нашим гостям выпить. Я присоединюсь к ним через некоторое время. Пусть потомятся немного…

Взмахом руки отпустив слугу, он снова отвернулся к окну. Задумчиво смотрел на длинное, плывущее по небу перистое облако, очень напоминавшее китайского дракона. «Тварь дрожащая, я знаю: ты снова заставишь его страдать…»

Дворецкий с достоинством поклонился, но, покидая кабинет, задержался на пороге. Во взгляде хозяина сквозила странная печаль. А ему никогда не приходилось видеть его таким прежде. Без «доспехов». Выглядевшим с ранимой беззащитностью. «Значит, даже за этой ледяной скорлупой холодного высокомерия может гореть живой огонь искренних переживаний! Наверное, это больно, когда начинает оживать душа, а ты уже решил, что она умерла…» – подумал дворецкий, вдруг почувствовав некоторую неловкость оттого, что застал своего господина в момент его уязвимости. Стало стыдно, словно он подглядывает за ним. Очень тихо слуга прикрыл за собой дверь.