В своей спальне, нетерпеливо поглядывая на словно бы застывшие стрелки часов, он ждал его, замирая в сладком томлении от малейшего шороха. Заранее смущенно краснея от своей неопытности и острого желания доставить возлюбленному хоть часть того наслаждения, какое испытал сам в их первую с Генрихом ночь.
Замечтавшись, легких шагов не услышал. Вот и яркий блеск глаз притаившегося хищника успел заметить лишь в последний момент, задохнувшись от накрывшей его тело жаркой волны. А Генрих, играясь с ним в постели точно с пойманным мышонком, сыто и растягивая удовольствие, и в самом деле, напоминал одного из крупных представителей семейства кошачьих.
После, засыпая совершенно счастливый, он видел его четкий силуэт на фоне окна. Обнаженный, тот курил и смотрел, не отрываясь, как метель швыряет в стекло снежные хлопья.
– Что бы я только ни отдал за встречу с тобой… Но что же отдать мне? У меня ничего нет… Кроме тебя… – услышал он голос Генриха, прозвучавший с такой пронизывающей, печальной безнадежностью, что защемило сердце. А может, той ночью ему это только приснилось.Не отказавшись от своей затеи, как и обещал, отец устроил охоту для гостя. Егеря нашли лежку матерого секача, и на следующее утро, только рассвело, рассевшись по машинам, все отправились на охоту. Под нетерпеливое повизгивание возбужденных азартом легавых, заняли каждый свою позицию. Свору спустили. Скоро великолепно натасканные собаки громким лаем известили охотников, что подняли кабана. Взяли в клещи и, наседая сзади, покусывая за ляжки, погнали зверя на номера.
Крупный секач, разъяренный нахальством легавых, выскочил на поляну прямо под выстрел отца. Зверь был как на ладони, словно мишень в тире. Все были уверены, что барон попал. Но кабан лишь мотнул головой, встряхнул щетинистым загривком и неожиданно бросился на охотника, взметнув комья земли со снегом.
Конечно, все случилось за считанные мгновения, но Герхарду запомнилось каждое из них до мельчайших подробностей. Вот, загородив собой, Генрих одной рукой оттолкнул барона, а другой схватил кабана за нижнюю челюсть, и секач, будто наткнувшись на каменную стену, начал медленно оседать на задние ноги, вставая на дыбы. Лезвие финки вошло зверю точно между ребер, прямо в сердце. Легкое движение руки – и туша кабана грохнулась на землю. Вытерев окровавленное лезвие о шкуру секача, Генрих весело поинтересовался, может ли он теперь отрезать свиное ухо в качестве трофея. Его заразительный смех разрядил напряженность обстановки. Остальные заулыбались.
Потом, по традиции, охотники ели сырую, посыпанную солью, дымящуюся печень. Словно язычники в старину, благодарили лесное божество за удачную охоту, поливая снег кровью кабана. Внутренности бросили жадно набросившимся на требуху собакам.