Но я чувствую приятное покалывание во всем теле. Предвкушение, азарт, нетерпение. И пока я еду на лифте, придумываю план. «
Вопрос на миллион долларов.
Сделать что-нибудь глупое и неприятное? Например, замять бумагу в копировальной машине?
Или оставить записку?
Или, может, он будет в своем кабинете, и я смогу случайно смахнуть что-нибудь с его стола и снова попробовать привычную схему с повиливанием бедрами? Этот трюк раньше никогда меня не подводил, и я отказываюсь верить, что тело, над которым я так много работаю, утратило былые способности.
Я смотрю в камеру в углу лифта, размышляя, можно ли сделать несколько приседаний между первым и пятым этажом. Решив, что, если охрана ведет наблюдение, это будет выглядеть странно, я сжимаю мышцы таза и ягодиц. Никому не следует знать, что вы делаете упражнения Кегеля. Но все, что я ощущаю, – прилив крови к самому сердцу, а это и так случается, когда появляется возможность увидеть Колтона.
Я закатываю глаза от того, как абсурдно все это звучит.
Каковы шансы у таких, как я, быть с таким мачо, как Колтон?
Он чертовски привлекателен за рулем синего «Лотуса», когда с высокомерным видом приезжает на парковку и в упор меня не видит. Почему, черт возьми, это так сексуально? Так не должно быть. Мудаки
Но все же Колтон Вулф в моем вкусе.
Или просто мне так кажется.
Но кто вообще так поступает? И дело даже не в вызове: на кону стоит моя работа.
Голос Тиффани эхом звучит в моем ухе: дьявол на плече делает свою работу поставщика адреналина и внезапных острых ощущений.
Услышав сигнал лифта, я чувствую, как кровь, пульсируя, приливает к ушам, отчего в голове стоит звон.
На этаже VIP тихо и пустынно, что удивительно, ведь на часах лишь начало шестого. «
Я слышу шарканье по плюшевому ковру и бросаю взгляд на пустой коридор.
Прежде чем решить, что делать, я прыгаю в дверной проем и прячусь, не понимая, зачем. Я не делаю ничего плохого. Я доставляю документ по указанию своего босса. Но из-за странных мыслей, пробежавших в моей голове, я вновь стала девочкой-подростком, которая постоянно пыталась водить отца за нос.
Я прижимаю руку к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце и учащается дыхание.
Издалека я слышу, как папа говорит:
– Да ладно, Рикки! Мы еще успеем пробежать восемь километров до ужина.
К великому неудовольствию Рикки, отец – заядлый бегун. Рикки больше полузащитник, чем задающий темп лидер, но он старается и, как сам любит похвастаться, уже поспевает за отцом.
Их шаги удаляются, и я осторожно выглядываю из своего укрытия. Они спускаются по лестнице, вероятно, чтобы размяться. Тиффани будет в восторге, потому что лестница выходит в вестибюль на первом этаже. Я уже слышу, как она стонет и охает, говоря, какая у отца классная задница, и с ужасом предвкушаю поездку домой.
Мой путь чист, и я быстро иду в офис Колтона.
В приемной никого, слева от его двери, словно часовой, стоит один-единственный симпатичный, но довольно обычный стол, все аккуратно разложено по своим местам.
– Ого, его секретарша, должно быть, бывший сержант строевой подготовки, – бормочу я, глядя на безупречный стол. Табличка с именем покрыта золотым напылением, и надпись выгравирована причудливым шрифтом: «
Если здесь никого нет и никто меня не остановит, то и пути назад нет. Раз, два…