Брошенка

Больше всех в этой ситуации я сочувствовала Жанне. Вот чья жизнь была разрушена до основания, причём не по её вине. Если бы мы познакомились при других обстоятельствах, то возможно, я бы даже попыталась ей помочь… Хотя в тот день я спасла не только себя, но и её. Уже в полицейском участке снова «вернулась» Лиана и от одной мысли, какому риску я себя подвергала, меня колотило будто в лихорадке ещё три дня.

Варламов принял моё решение расстаться и съехал к матери, но при этом развод так и не дал. Честно говоря, где-то глубоко в душе я была этому рада. Кто знает, как дался бы мне бракоразводный процесс и как отразился бы на детях.

Но как бы там ни было… Будь мы хоть просто порознь, хоть в разводе, чужими уже никогда не станем. Нас связывали Яна с Кириллом и ещё неродившийся малыш. Как ни крути, мы семья.

— Ты упёртый баран, Варламов. Почему ты слышишь только себя? Почему не хочешь хотя бы попробовать отпустить прошлое и…

— Что отпустить, Нина?! Прошлое?! Моё прошлое — это ты и дети! Вот моё прошлое! И настоящее, и будущее! И я не хочу вас отпускать! А мои ноги… Это моё наказание. Ты же слышала врачей. Вот и всё. Извини, мне нужно работать, — снова зарылся в свои бумажки, делая вид, что ему до меня нет никакого дела.

Я снова ударилась о ледяную стену, которой он постоянно отгораживается от нас и замолчала.

— Ты ещё что-то хотела? — поднял на меня уставший взгляд.

— Да пошел ты, Варламов.

Уже за дверью услышала, как что-то с грохотом ударилось о стену и зажмурилась, пытаясь успокоиться.

— Я не знаю, что с ним делать, — тихо проговорила свекровь, а я дернулась от неожиданности. — Я больше не узнаю своего сына, — мотнула головой, смахивая слёзы. — Не узнаю. Это не мой Слава. Мне так тяжело… Ты сама мать, понимаешь, каково это, наблюдать за страданиями своего ребёнка и не знать, чем ему помочь, как вытащить из этой пропасти.

— Валерия Николаевна… Вы от меня чего хотите? — спросила прямо, а свекровь вдруг схватилась за сердце, резко побледнела. — Что с вами? Валерия…

— Тише, Нина, тише… Прошу, — оперлась о стену, тяжело выдохнула. — Чтобы Слава не услышал, — схватила меня за руку, заглядывая в глаза, а я про себя отметила, что она заметно сдала.

Волосы, что всегда идеально уложены и тщательно промелированны, сейчас напоминали солому. Седые и неухоженные. Даже голубые, красивые глаза Валерии Николаевны стали походить на чёрные провалы, а под ними синяки огромные. Постарела, осунулась. И вроде никогда я не пылала к ней родственными чувствами, но сейчас как-то жаль стало… Чисто по-женски. Она права, ни одна мать не хотела бы видеть, как страдает её ребёнок. А если учесть, что у свекрови кроме Славки и нет больше никого, то совсем уж печальная картина вырисовывается. Внуки, конечно, есть, но то внуки. А сын у неё единственный.

— Так, пойдёмте на кухню. Чай вам сделаю, с обедом помогу.

Мы со Славкиной матерью были не в тех отношениях, чтобы устраивать болталки за кружечкой чая. Мы вообще, можно сказать, мало общались, а если и приходилось, то старались сводить контакт к минимуму. Сухой вопрос — такой же ответ. На этом всё.

Но сейчас я почему-то не могла так просто уйти и оставить её одну со своей бедой.

— Нина… — она глотнула воды, дрожащей рукой поставила стакан на стол. — Я не знаю, что между вами произошло, но то, как вы мучаете друг друга… Так нельзя, понимаешь? Да, я знаю, мы с тобой никогда не ладили…

— Нет, Валерия Николаевна, — я присела напротив, подвинула ей чашку со свежезаваренным чаем. — Это вы со мной не ладили, а я никогда ничего против вас не имела. Что же касается нас со Славой… Тут всё очень сложно, понимаете? — по её взгляду видела, что ничего она не понимает, но как это объяснить? Да и стоит ли? — Я не уверена, что мы сможем когда-нибудь снова сойтись… Поэтому Славе нужно привыкать жить без меня. Как я привыкла…