Брошенная колония

— Относительно, — подметил Свен.

— Ты что, думаешь, со мной безопасно? — ехидно поинтересовался Игнат. — Если я завтра сдохну там, — он мотнул головой в сторону развалин, — ты как отсюда выберешься? Здесь дикие земли. Теперь тебе до дороги минимум день, а то и два пешком, и наверняка логово тут не единственное. Речку помнишь?

Цирковой хмуро кивнул.

— Так вот, рядом с местом, где мы переправлялись, обитает одна, а может, и две очень неприятные твари. Про водяных слышал?

— Так они вроде относятся к нижней категории опасности? — удивился Свен.

— Относятся, — согласился егерь. — Это если ты на него не налетишь или если с его заводью рядом не окажешься. И я на тебя тогда даже половину чека не поставлю. Низшая категория опасности не значит, что эти твари опасности не представляют. Даже самые безопасные нелюди — просто хулиганистые фурии, этакие зубастые и уродливые человечки женского пола — могут растерзать одинокого невооруженного путника.

— Да ладно, — не поверил Свен, — видал я их в зверинце у князя Борга, они же с кулак размером, зубки у них мелкие, острые, конечно, но все равно большой раны не нанесут.

— Не нанесут, — согласился Игнат, — и коготки у них маленькие. Но если человек окажется заперт с ними и их будет много — я встречал гнездо почти с полусотней этих быстрых мелких тварей — и у него не будет оружия, то даже самого решительного они могут просто зацарапать до потери крови. Тысячи мелких кровоточащих порезов. А уж если до глаз доберутся — вешайся.

— Хватит пугать, — попросил из темноты Свен. — И так страшно, еще ты мне тут ужастики в темноте травишь. Был бы костерок, шашлык, девочки — я бы понял. А у нас за спиной место мутное, от которого жутью несет, и огня нет.

Игнат на это только хмыкнул:

— Какие же вы, люди, счастливые. Живете в своем неведении и в ус не дуете, пока лесовик не сиганет на крышу вашего фургона и не раздерет ее в клочья, как бумагу. Но вы же даже стрелять не умеете. Я вот думаю — давать тебе завтра пистолет или нет? Если я сдохну, ты хоть при оружии будешь, но что тебе с него толку, если ты только застрелиться сможешь?

— А ты не человек? — задал вопрос Свен и тут же прикусил язык — видимо, вспомнил, как называют егерей, если хотят задеть.

— Не бери в голову, — усмехнулся Игнат. — Я понял, что у тебя в мозгу проскочило, недоделками нас зовут или бесноватыми. В тот момент как мы получаем сожителя, мы перестаем быть людьми в прямом смысле этого слова, мы становимся нелюдью. Приличная семья дочку в жены мне не отдаст. Мы ходим по краю, жизнь у нас редко бывает длинной, мы убиваем чудовищ, чтобы вам, людям, жилось спокойно. Хотя и у нас могут быть семьи, и любовь, и старость, но это редко. Чаще мы умираем вот в таких развалинах в окружении мертвых нелюдей, а то и нежити.

При последнем слове он даже почувствовал, как его собеседник вздрогнул.

— Сказки, — не очень уверенно сказал он.

— Не сказки. Если нелюдь просачивается к нам через разные мелкие щели в пространстве и является жителями другого мира, как и духи с джиннами, то нежить — это уже побочный продукт.

— Продукт чего? — решил поинтересоваться Свен — похоже, он забыл, что ему страшно.

— Продукт работы ведьм. Нормальные волшебницы, даже те, кто экспериментирует с мертвыми, не работают ни с людьми, ни с тварями, во всяком случае с живыми. А вот для ведьм закон не писан. Не скажу, что их эксперименты бесполезны, но иногда они заигрываются. Отсюда и слухи про бредунов, мертвецов, поедающих живых людей. И ты ведь наверняка слышал про маленькую деревушку возле крепости графа Орма.

— Да ладно, проклятая деревня, где все умерли за одну ночь? Это же сказка, ты специально меня пугаешь. — Правда, последние слова он произносил уже не слишком уверенно.

— Это стало сказкой, которой теперь пугают детей. В то время я гостил у графа Орма, вычищал нелюдь на его землях. Работы было много. Рядом портал обнаружился, такой богатый, что я там на три месяца застрял. Граф оказался щедрым, так что работа была не в тягость, да и за закрытие портала заплатил в полтора раза больше. Я уже уезжать собирался, когда деревня опустела. Надо сказать, граф орал на меня всего минут двадцать, потом умерил свой пыл.

— А чего он орал? — не понял цирковой.

— Ну, как всегда, что я работу плохо выполнил, — усмехнулся Игнат, — это в порядке вещей. Но быстро понял, что это не моя вина. Один человек оттуда все же выжил — подросток, спрятался на чердаке. Клялся всеми богами на свете, что видел полупрозрачную бледную женскую фигуру, которая заходила в дома сквозь стены.

— Призрак? — выдохнул бывший импресарио.

— Пэри. — И Игнат услышал, как от страха у того лязгнули зубы. — Так назвали эту бледную фигуру инквизиторши, явившиеся вечером. Они спасли мне жизнь, поскольку граф решил, что я смогу справиться и с этой напастью. Двадцать мертвых крестьян — сильный удар по его благополучию. Тогда я еще почти ничего не знал о нежити. Инквизиторши заночевали в той деревне, сожгли тела мертвых и расправились с пэри.

— Как?