Брошенная колония

— Игнат, — пробился сквозь горькие тяжелые воспоминания голос Милы, — Лара обедать позвала, пошли к столу.

Демидов с трудом поднялся, стараясь, прежде чем обернется, стереть с лица воспоминания о событиях того жуткого дня.

Стол богатым назвать было сложно: каша, мясо, свежие овощи, грибы маринованные, бутылка самогона, но к ней Демидов не притронулся. За обедом дуэль взглядов продолжилась, и егеря это начало злить. Разговор не клеился, Лара что-то спрашивала, он чисто механически отвечал. Наверное, если бы все было по-другому, он бы пустил ее в койку, но на данный момент она его не интересовала. Обед закончился в тяжелом молчании, и все участники были рады, что все осталось позади. Наверное, плохо, что жена Тавра к обеду не вышла: со слов дочери, ей нездоровилось, и еду подняли в комнату. Может, она смогла бы разрядить обстановку, не стала бы та клеиться к проезжему охотнику на нелюдь, хотя всякое бывает.

Винтовка Игнату очень понравилась, мишень в виде наскоро сделанного из пяти досок щита, установленная на двух сотнях, лишилась центра: пять зарядов легли точно в ладонь, даже без пристрелки, еще пять он выпустил на скорость — вышло чуть медленнее, чем со старой, сказался барабан, как Демидов и предполагал.

Игнат вернулся к багги, где пряталась от измороси Мила. Девушка наблюдала за ним с большим интересом.

— А ты умеешь делать что-то плохо?

Игнат пожал плечами, вытирая сиденье и забираясь в машину.

— Да почти все. Я только убивать умею хорошо. Все остальное — так себе.

— О чем ты думал, когда я пришла позвать на обед? У тебя был такой подавленный вид, а когда ты повернулся, в глазах плескалась боль.

Видок матюгнулся про себя: у некоторых женщин очень длинный язык, стрельба отвлекла его от грустных размышлений, и вот теперь всего одной фразой Мила вновь окунула его в пучину воспоминаний.

Первой умерла деревенская колдунья — без ее защиты это мужичье не смогло бы справиться с Анной. Кинжал свистнул в полете и пробил грудь ведьмы, та даже не успела поставить щит, так и рухнула спиной в дымящиеся угли. Игнат выхватил из машины винтовку и начал стрелять в толпу, люди падали, несколько мужиков попытались стрелять в ответ, но паника разбегающихся людей мешала им прицелиться — те боялись зацепить своих. У Демидова тут были только враги. Он убил стрелков, ненависть застилала ему глаза. Площадь опустела, остались только истекающие кровью куски мяса. Он сменил магазин и пошел по домам. Кровавый туман затопил сознание, джинн, питающийся смертью, отдавал часть эмоций, и это окончательно превратило его в зверя. Когда Игнат пришел в себя, маленькая деревня посреди диких земель, которая наняла его очистить земли от тварей, пылала до последнего дома. Везде лежали тела. Он не стал смотреть на них, эти куски мяса были ему неинтересны. Медленно передвигая тяжелые, словно отлитые из чугуна ноги, он дошел до площади, вытащил из груди колдуньи кинжал, после чего свалил столб, к которому была прикована Анна, и разбил замок на цепях. Достав из багги свой спальник, он бережно уложил в него обугленный труп самой прекрасной женщины на свете, после чего отнес теперь уже совсем легкое тело в машину. Он не думал, что убил здесь десятки людей, без жалости и сожаления, он думал только о том, что эти люди забрали у него самое дорогое — часть его покалеченной души. Те, кого он должен был защищать, стали нелюдями, которых он обязался убивать. И эта мысль принесла покой в его разорванную душу.

— Будь ты проклят, — раздался за спиной женский голос. — Она убила дочь старосты, навела на нее чары.

Игнат не обернулся.

— Ты лжешь, — ответил он и вскинул винтовку: стрелял не глядя, на голос, и попал, во всяком случае, предсмертный хрип и падение тела сказали ему, что все кончено.

Багги почти бесшумно тронулась с места, унося его от полыхающей деревни. Пусть горит, как сгорела его любовь. Игнат похоронил Анну глубоко в лесу на чудесной поляне, полной фиолетовых цветов, которые прекрасно звенели под порывами легкого ветерка. Никто не узнал, что случилось в этой маленькой деревне, не задавал ему вопросов, не тыкал пальцем, крича «убийца»…

— Игнат, ты слышишь меня? — пробился через звон цветов голос Милы, она была встревожена не на шутку. — Что с тобой, ты вообще здесь?

— Помолчи и просто отвези меня назад.

Мила растерянно замерла — она, видимо, хотела что-то сказать, но передумала. Молча пристегнув ремни, девушка завела багги и, не торопясь, поехала к ферме, до которой было рукой подать.

Весь вечер Игнат был мрачен. Вернувшийся к ужину Тавр пытался поговорить с ним, но егерь отвечал коротко, общими фразами, и он отстал. Не преуспела и его жена Олена, высокая полноватая женщина лет пятидесяти. Развернуто он ответил только на один вопрос работодателя.

— Когда идешь и что тебе еще нужно? — спросил хозяин фермы, глядя на Демидова в упор.