Брошенная в бездну

— Дожили мы, что называется, до весёлых дней, — сказал, протягивая ему табакерку, Касым. — Племянница-то нашей матушки Алие начала приводить в дом ухажёров!

Ихсан хорошо знал матушку Алие, но её племянницы ещё не видел. На днях он, правда, слышал что-то о ней от Волка-Джеляля. Муж у неё вроде адвокат какой-то был…

— У этой женщины, Ихсан, — сказал угольщик, — руки белее хлопка. Как увидел я её, аж в голове все закружилось… А какой у неё перстень!

Ихсан продолжал спокойно курить. Наконец он поднял голову:

— Так говоришь, ухажёра привела? А что это за тип?

— С виду вроде бы из господ. Одет с иголочки!

Ихсана взорвало, словно ему было нанесено оскорбление. «Вот это действительно дожили! Стоило уйти на три дня в море, как в квартал повадились какие-то типы. Да перемерли мы все, что ли?» — распалял он сам себя, а вслух сказал:

— Эта матушка Алие только и думает, как бы подшибить деньгу. Ничем не побрезгует, чёртова ведьма!

Плотно закутавшись в шаль, матушка Алие ожидала трамвая. В руках у неё были покупки — пирзола и халва с фисташками. Порывистый ветер бил в лицо колючими снежинками.

На трамвайной остановке, пытаясь согреться, топтались пассажиры — рабочие и работницы, торговцы с лотками, дети. При каждом порыве ледяного ветра воздух оглашался проклятиями и стонами толпы.

Матушка Алие не замечала холода, не слыхала ни шума, ни грязной ругани. Она жила в мире грёз. Когда Назан согласится, они сразу купят несколько чулочных машин и пока поставят их прямо в комнате. Хозяин дома не будет против. Достаточно сунуть этому старому скряге несколько курушей, и он становится сговорчивым. Жильцы, конечно, начнут жаловаться: «Машины шумят!», «Покою нет!» Но на них можно не обращать внимания! Тем, кто будет недоволен, хозяин быстро укажет на дверь. Кое-кто, пожалуй, съедет с квартиры, а остальные подожмут хвост и будут молчать. «Ах, — думала матушка Алие, — если уж луна за мной пойдёт, так звёзды сами прицепятся…»

Подошёл трамвай. Матушка Алие ринулась было к входной двери, но какие-то парни оттеснили её.

— Как вам не стыдно! Совсем перестали почитать старших! — кричала матушка Алие, пытаясь уцепиться за поручень.

Вагон быстро набился до отказа.

Простояв всю дорогу на ногах, вконец уставшая матушка Алие с трудом протолкалась к двери и вышла на площади Бейязит. Она поправила съехавшую шаль, поплотнее закуталась и зашагала к дому.

— Сегодня вы очень задержались, тётушка, — сказала Назан, встречая её в дверях и забирая из рук свёртки.

«Как же, тащилась бы я в такую погоду в Бахчекапы, если бы не твой перстень», — подумала матушка Алие.

Она выглядела совсем измученной при свете газовой лампы, едва освещавшей комнату.

— Что поделаешь, дитя моё, я ведь для тебя старалась.

— Для меня? — удивилась Назан.

— Ну, да! Съездила в лавку Ходжи Бекира купить тебе халвы с фисташками…

Назан обрадовалась. Ей захотелось обнять и расцеловать тётушку, но, как всегда, она постеснялась.

— Спасибо! — сдержанно поблагодарила она.

Старая женщина, хорошо знавшая племянницу, ничего иного и не ожидала. Да она вовсе и не нуждалась в благодарности. Лишь бы Назан согласилась продать перстень и купить машины…

— Принеси-ка корзину для угля!

— Вы хотите пойти за углём? Не нужно, я уже купила.

— Сама ходила за углём?

— Да.

Старуха ничего не сказала, но подумала, что племянница поступила опрометчиво. Ведь она молода, красива, привлекательна, а в лавке угольщика Касыма всегда полно прощелыг вроде Ихсана и Джеляля.

Назан принесла уголь, разожгла мангал и накрыла на стол. В комнате стало тепло и уютно. «Всё-таки хорошо, что приехала племянница, — подумала матушка Алие. — Перестала бы она упрямиться и продала перстень… Вот тогда бы пожили!» Ей даже жарко стало от всех этих мыслей.

— Ты положила в мангал слишком много угля.

— Так ведь на улице холодно…

— А много ли ты купила?

— Полную корзину. А сколько килограммов, не знаю.

— Корзина у меня немаленькая. Килограммов десять войдёт, а то и больше, дочь моя!

Назан промолчала.

— Я уже и так задолжала ему. Этот пёс Касым с каждого шкуру готов содрать. Сколько же он с тебя взял?

— Не знаю, право…

Матушка Алие рассердилась:

— Заладила одно: «не знаю» да «не знаю», а что ты знаешь?

Она набросила шаль и, продолжая ворчать, побежала в лавку угольщика. Стеклянная дверь была плотно прикрыта, но сквозь занавеску виднелся свет. «Опять эти бродяги собрались! Наверно, пьют ракы или в карты режутся. Ну да всё равно!» — И она забарабанила по стеклу.

Дверь распахнулась. Холодный ветер, ворвавшийся в лавку вместе со снегом, задул лампу.

— Заходи, матушка, — услыхала она знакомый голос рыбака Ихсана.

Касым зажёг лампу, и матушка Алие убедилась в том, что не ошиблась, — здесь действительно сидели Джеляль и Ихсан. Лица у них были красные, глаза воспалённые. «У-у пьянчуги грязные!» — подумала матушка Алие и отвернулась.

— Моя к тебе сегодня за углём приходила? — спросила она у Касыма.

— Приходила! «Наполни, говорит, корзину».

Касым едва ворочал языком.

— Почём же ты ей продал?