— Садитесь, пожалуйста, выпьем по чашечке кофе. Вам нужно отдохнуть, — говорила Назан, сбрасывая чаршаф.
— Нет, дорогая! Не хочется. На сердце как-то тяжело.
— Зачем вы расстраиваетесь! Разве можно прислушиваться ко всему, что говорят врачи?
— Да как же, сестрица, не прислушиваться? Он спрашивал, повышается ли у меня по ночам температура, потею ли я? А почему? Потому что всё это — признаки обострения болезни.
Глаза Несрин стали влажными.
— Врач говорит, что необходимо поехать на курорт, отдохнуть. Какой там курорт! Отдых! Стоит мне неделю не поработать, и всё! Мне нечего будет есть.
Сердце Назан разрывалось от жалости к этой больной, несчастной женщине. Захотелось обнять её, утешить.
Несрин немного полежала на тахте и ушла. Назан осталась одна. Прислонив разгорячённый лоб к окну, она с грустью смотрела на пустынную улицу. Облака, затянувшие небо, спустились совсем низко. С каждой минутой становилось темнее. Назан поёжилась и набросила на плечи старый шерстяной платок. «А есть ли у тётушки уголь?» — подумала она и пошарила по углам. Угля не было. «Пожалуй, надо сходить в лавку. Это ведь совсем близко, сразу за углом», — припоминала Назан, надевая чаршаф.
Переступив порог, она лицом к лицу столкнулась с Сами. Ошеломлённая, Назан отпрянула назад.
— Простите, Назан-ханым, Несрин ещё у вас? — криво улыбаясь, спросил Сами.
— Она уже ушла, — ответила Назан, ощутив дрожь во всём теле.
— Не можете ли вы рассказать поподробнее, какой диагноз поставил врач…
— Но почему вы не спросили об этом у неё самой?
Сами понял, что его поймали на слове, и рассмеялся:
— Не сообразил!
На пустынной улице появилось несколько теней в чаршафах и тёплых шалях. Назан заволновалась ещё больше. Она чувствовала, что сплетницы пялят на них глаза.
— Извините, я спешу, мне нужно купить уголь.
— Такая очаровательная женщина с корзиной угля! Невероятно! Я был потрясён, узнав, что вы живёте в такой развалюхе, а тут ещё этот уголь…
Назан чувствовала, как дрожит каждая клеточка её тела. Было просто невыносимо стоять рядом с Сами на глазах у всех, но она не знала, как уйти. В голове теснились обрывки мыслей: муж… ребёнок… Несрин… тётя… соседи… Более всего её тревожила мысль о Несрин. Если слухи дойдут до больной женщины, она будет очень страдать. А вдруг Сами скажет, что она сама его пригласила?
Назан едва не упала от этой мысли и прислонилась к дверному косяку.
— Сами-бей! Умоляю вас, не говорите Несрин, что вы были здесь, — прошептала Назан чуть слышно.
Но он понял эту просьбу по-своему.
— Ну что вы! Не беспокойтесь, дорогая! Разве можно кому-нибудь рассказывать о наших отношениях?
— Отношениях?! — воскликнула Назан. — Каких отношениях?
— То есть я хотел сказать…
— Нет-нет! Между нами нет и не может быть никаких отношений! — Размахивая корзинкой, Назан бросилась на другую сторону улицы. Она перевела дыхание, только добежав до лавки угольщика Касыма.
— Это корзинка матушки Алие, — сразу узнал черномазый угольщик. — А ты кем ей доводишься?
— Племянницей.
— А-а-а! Та самая, что развелась с адвокатом?
В их квартале все говорили об этом.
— Да, но к весне я снова вернусь к нему, — не уверенно пролепетала Назан.
— А ребёнок?
— Он со свекровью и с мужем.
— Эх, доченька! — вздохнул угольщик. — Все говорят, что тебя обманом выкурили из дому. Женщина неразумная! Ну кто же бросает ребёнка, вещи?.. Сколько тебе угля-то?
— Сколько войдёт.
Угольщик наполнил корзинку и поставил её на весы. А Назан с замиранием сердца выглянула на улицу. Слава аллаху, Сами не подошёл к лавке, но у порога уже собралась толпа.
Закутанные в чаршафы женщины и любопытные девчонки ждали, когда выйдет Назан. Может, тот мужчина вовсе ей незнаком? Все хотели убедиться, заговорит ли он с ней опять.
— Смотрите, смотрите — говорит… — зашептали женщины, увидев, как Сами подошёл к Назан.
— Да кто же ей этот мужчина?
— И чего тут не знать, любовник её, стало быть.
— Чей, чей любовник? Дайте-ка взглянуть, — высунулся из двери угольщик.
Посмотрев на Сами, он многозначительно подмигнул женщинам и, проведя чёрной от угля ладонью по усам, хмыкнул.
— Теперь понятно, что за птица эта Назан. Наверно, она и там крутила. Кабы не так, разве адвокат развёлся бы с ней?
Угольщик вытащил из кармана табакерку и, сворачивая толстую цигарку, подумал: «Если она пошла по рукам, так почему бы и мне не пользоваться? Что у меня меньше монет, чем у тех лоботрясов, которые к ней шляются? И с чего это к нам повадились чужаки? Неужто в нашем квартале вся молодёжь повымерла? Да куда же запропастились Акула-Ихсан и Волк-Джеляль?»
Под вечер, когда снег падал на землю крупными хлопьями, появился рыбак Ихсан. Касым выскочил на крыльцо и закричал ему вслед:
— Боишься войти?
Огромный, широкоплечий Ихсан остановился, засунув руки в карманы саржевых брюк.
— Видно, тебе мешают рога, — сказал угольщик, поддразнивая парня.
— Что? — удивился рыбак, проведя рукой по своим тонким усикам. Он вошёл в лавку, пододвинул к себе плетёную скамеечку и сел.