— В общем дом мне подходит.
— А что скажете насчёт арендной платы? Сколько вы рассчитываете дать?
— Ну это не так важно, столкуемся с хозяином. А уж тебя я отблагодарю!
— Меня? За что же?
— Вот тебе и раз! Бросил все дела, поехал со мной…
— Подумаешь, какой-нибудь час! Разве это труд? Да я с превеликой радостью готов вам служить. Ежели желаете, хоть завтра помогу вам перебраться. А как устроитесь, разок загляну к вам, угостите чашкой крепкого кофе, и мы в расчёте.
— Разок? — обиженно протянула Хаджер-ханым. — Я-то думала, кто-кто, а Рыза меня не забудет. Легко ли, и днём, и ночью — всё одной…
По телу Рызы пробежал приятный холодок. Он посмотрел на Хаджер оценивающим взглядом. Она была ещё совсем неплоха.
— Так позволите навещать вас почаще?
— Не позволите, а позволишь, Рыза.
— А через какую прикажешь дверь, Хаджер, через парадную или с чёрного хода?
— Через какую тебе будет удобнее. Но только с одним условием… Никто не должен об этом знать, кроме нас с тобой и всевышнего.
— Никто не узнает, — проговорил Рыза дрогнувшим голосом и, припав к руке Хаджер-ханым, стал покрывать её поцелуями. Она блаженно закрыла глаза. Рыза попытался заключить Хаджер-ханым в объятия, но она остановила его:
— Какой нетерпеливый! Дай перебраться…
17
Мазхар стоял в гостиной у окна, задумчиво глядя вслед удалявшейся арбе. Что ни говори, а от него уезжала мать — увозили её вещи. Придётся ли им когда-нибудь опять жить под одной крышей? Да, многое невозможно предвидеть, хотя нам известны определенные закономерности явлений. Как сложен мир! Всё рождается из глубин неведомого, растёт, взаимно переплетается и распадается, чтобы вновь возникнуть в чём-то ином. Бесконечно это движение, не имеющее ни начала, ни конца…
— О чём задумался? — услыхал он голос жены и почувствовал прикосновение её руки к своим волосам.
Собравшись с мыслями, Мазхар вспомнил:
— Один западный философ сказал: жизнь постепенно приобщает нас к смерти. Мы пришли и уходим, жить — значит умирать.
— Всё это так, но не хочешь ли выпить рюмочку?
— Коньяку? Пожалуй!
Он снова задумался, и это было естественно. Хотя мать отделилась от них по собственной вине, — сколь бы плохой она ни была, добропорядочный сын не мог не испытывать горечи от всего этого, особенно такой впечатлительный и тонкий человек, как Мазхар.
Подойдя к буфету, Нериман столкнулась с Наджие, старательно стиравшей тряпкой пыль. Служанка заискивающе улыбнулась.
— Слава аллаху, — шепнула она, — словно гора с плеч свалилась.
— Отчего же? — спросила Нериман, хотя отлично понимала, что хочет сказать служанка.
— Оттого, что старушенция укатила.
Нериман рассердилась:
— Старушенция! Какая ты грубиянка, право! Запомни, Хаджер-ханым — мать адвоката Мазхар-бея, и никто не имеет права обращаться с ней непочтительно!
Наджие поняла, что снова попала впросак, и молча ускользнула. Видно, ей так никогда и не удастся угодить хозяйке…
— Пора проучить эту негодницу-служанку, Мазхар, — сказала Нериман, подавая ему рюмку. — Совсем забываться стала. Только что обозвала Хаджер-ханым старушенцией…
— Мать сама во всём виновата, — отвлекаясь от своих мыслей о Назан, проговорил Мазхар. — Никогда не знала, да и сейчас понятия не имеет, что такое человеческое достоинство. При чём же тут Наджие?
— Согласна, но всему есть предел.
Мазхар выпил коньяк, встал и, засунув руки в карманы брюк, принялся ходить взад и вперёд по комнате. Неожиданно мимо него, словно вихрь, промчался Халдун. Сердце у Мазхара сжалось. Что ждёт мальчика? Он подрастёт, пойдёт в школу, а его однокашники — об этом уж позаботятся взрослые — станут дразнить его: «шлюхин сын»! В конце концов он превратится в несчастного юношу, подобного героям плохих переводных романов, которыми Мазхар некогда зачитывался…
Можно ли это предотвратить? Есть ли иной выход, кроме переезда в другой город? Мазхар уже говорил об этом с Нихатом, но тот и слушать ничего не хотел. Ведь пока Халдун начнёт посещать школу, уверял он, пройдёт по крайней мере два года. А к тому времени всё забудется.
Ах, да ведь он сам, своими руками толкнул несчастную Назан в бездну! А завтра её позор станет источником страданий сына…
По ночам ему снились кошмары. Стоило закрыть глаза, как перед ним возникала Назан. Она то сжималась в едва заметный комок, то превращалась в громадную змею, которая набрасывалась на него и душила. Мазхар задыхался, пытался кричать, но не мог выдавить ни звука и только тяжело стонал. Нериман начинала трясти его. Он просыпался в холодном поту.
— Что с тобой, любимый?
— Опять ужасный сон. Я видел её в тюрьме. Она ухватилась за решётку и кричала… «Это ты во всём виноват! Но спаси меня! Спаси ради сына!»
Да, интуиция её не обманула! — думала Нериман. Мазхар убеждён, что его долг сделать всё для спасения матери сына.
— Ты веришь, что Назан действительно стала содержательницей притона, как об этом писали газеты? — спросила она.
— Кто знает?!
— Во всяком случае, у неё должен быть адвокат.
— Откуда ему взяться?
— Быть может, она продала перстень?
Мазхар совсем забыл о перстне.