Брошенная

Впрочем, эти размышления не помешали Марине поставить Тимофею мат уже на шестом ходу. Он отчего-то решил с ней поиграть как с ребенком и не нашел ничего лучше, как начать с детского мата. Папа, который учил ее играть в шахматы, сказал бы: вашим же салом вам же по мусалам!

— Ни фига себе! — огорчился он. — Ты мне поставила мат.

— Поставила, — кивнула Марина и потянулась, как кошка. Солнце уже подобралось к ее ногам под тент, где они сидели, точно игривый котенок, который перелез через забор.

— Давай еще раз сыграем, — предложил Тимофей, и Марина даже удивилась его расстроенному виду. Она вспомнила однокурсницу колледжа Таньку Фомичеву, которая советовала ей и сама неукоснительно совету следовала: никогда не играть с мужчинами второй раз.

— Первый раз они почти всегда проигрывают, — поясняла Танька. — Потому что играют небрежно, не предполагают в тебе серьезного противника. А во второй раз собирают в кулак свою волю — у нас-то такой нет — и уже выигрывают наверняка. Второй раз не играй!

Но Марина — не Танька, ей вовсе не хотелось утверждаться в мнении Тимофея как некая супер-гром-баба. Что поделаешь, она не феминистка. Пусть лучше думает, что Марина выиграла случайно. Потому, что он был невнимателен. Она неплохо играет в шахматы, но до него ей, конечно, далеко.

Фомичева непременно сказала бы:

— Ты не тщеславна. Еще не хватало, им поддаваться!

Но Марина поддалась и была вознаграждена в полной мере. Тимофей, едва выиграл, воспрянул духом, расцеловал ее:

— Моя маленькая! Ничего, выиграешь в другой раз. Тебе не повезло, это бывает. Ты не очень огорчилась?

Что поделаешь, если мужчины так по-детски азартны? И почему бы им в том слегка не подыграть?

— Я огорчилась, — капризно сказала Марина.

И Тимофей стал ее успокаивать. Кормить виноградом, бананами, уговаривал, как маленькую, съесть еще кусочек, когда она сослалась на сытость. И вообще уже чувствовал себя виноватым. Зачем обидел девочку? Не мог поддаться, что ли?

День промелькнул, Марина не успела и заметить. Она вдруг осознала это лишь в лифте, который вез ее на этаж, где жил Тимофей.

Едва они вошли в номер, как Марина сразу напряглась. Вмиг забылось то легкое, непринужденное настроение, которое установилось между ними за этот день.

Теперь она ждала, что ее новый знакомый все испортит, набросившись на нее с ходу, как это обычно делал муж. Наверняка станет рвать с нее платье, тащить к кровати и, не давая ей опомниться, станет насильно проникать в нее…

Однако ничего подобного не произошло. Тимофей первым делом зажег свет. Правда, не верхний, а двухрожковое бра, которое давало достаточно света, чтобы он не выглядел чересчур интимным.

— Ты не хочешь принять душ? — как-то буднично спросил он, будто они знакомы много лет и ни о каком стеснении между ними не может быть и речи.

— С удовольствием, — обрадовалась Марина.

Ужинали они в ресторане городском. Тимофей настоял. По его мнению, ужин в гостиничном не выглядел праздничным. А у них сегодня был именно праздник — новоселье Марины. Имелось в виду, что она переселилась на новое место.

В общем, после ресторанной духоты, тяжелого воздуха, в котором плавали кольца сигаретного дыма — кроме них с Тимофеем курил, кажется, весь остальной зал, — у Марины создалось ощущение, что она вся покрыта тонкой липкой пленкой с противным запахом никотина.

Сумка Марины стояла на видном месте у стены, и она достала из нее красивый махровый халат, который они с Викой купили на барахолке.

— Будешь набрасывать его на себя, выходя из бассейна, — пошутила сестра.

— Разве я не на море еду? — уточнила Марина.

— А разве у моря не бывает бассейнов? Не все любят общие пляжи, — рассудила Вика.

Марина вошла в ванную и неприятно поразилась тому, что на двери нет задвижки. Ей не приходилось прежде бывать в таких роскошных апартаментах, возможно, так и должно быть, но она опять представила себе, как Тимофей воспользуется случаем, чтобы ворваться к ней, едва она разденется.

Однако не купаться же одетой. Она раздевалась нарочно медленно, но дверь не открывали. Потом она помылась в душе, невольно торопясь и поглядывая на дверь — та по-прежнему оставалась закрытой.

«Хроническая дура!» — сказала себе Марина и запретила думать о двери, хотя с успехом могла приказать себе, как в сказке, не думать о белом верблюде.

Тимофей проводил ее в спальню — не на диване же им заниматься сексом, но Марина с удивлением обнаружила, что у кровати, хоть и разобранной, стоит небольшой столик, а на нем — огромная ваза с фруктами, ваза с конфетами и пирожными и шампанское в ведерке со льдом. Должно быть, он заказал все это по телефону, пока Марина сражалась с его призраком в ванной.

— Маришка… — Тимофей поцеловал ей руку, но опять не стал на нее набрасываться, а пожаловался: — Я не успел порезать апельсин. Но ты меня прикроешь, пока я тоже схожу в душ?

— Прикрою, — со скрытым облегчением рассмеялась она.

Пока она резала апельсин, привычной рукой поправляла сервировку стола, из ванной показался Тимофей в тяжелом, красном с синим, халате.

— Я не слишком задержался?