Брошенные тела

— Эми, перебирайся через мою голову. Упрись коленками мне в плечи и поднимайся. Когда окажешься наверху, остановись. Просто стой и жди.

Бринн хотела добавить еще какие-то ободряющие слова, но девочка просто шепнула:

— Ладно.

И уже через несколько мгновений неподвижно замерла наверху, вся внимание.

У этого ребенка выработалась привычка в точности исполнять любые команды.

Затем Бринн выбралась на вершину и села, чтобы отдышаться. Она посмотрела через край скалы вниз. К ее разочарованию, с этой точки подъем не казался таким уж трудным и опасным, и это словно обесценивало все только что приложенные усилия и пережитые страхи. Она рукой поманила Мишель. Девушка карабкалась вверх быстро и ловко, несмотря на больную лодыжку, — должно быть, благодаря не только молодости, но и упражнениям в своем оздоровительном центре. Бринн подала ей руку, и все трое уселись в кружок, все еще тяжело дыша.

Бринн огляделась вокруг, чтобы сориентироваться, и обнаружила тропинку, вроде бы ведущую дальше наверх. Они снова двинулись в путь.

— Что станет с этой малышкой? — тихо спросила Мишель.

— Если не найдут родственников, попадет в приют.

— Как это печально. Ей нужна нормальная семья.

— У нас в округе эта система неплохо работает. Ей подыщут хороший вариант.

— Хочется, чтобы она попала к людям, которым будет действительно нужна. Я бы так ее любила.

Вероятно, одной из проблем в жизни Мишель и ее мужа являлись именно дети. Скорее всего, это он не хотел их иметь.

— Удочерение вполне реально. Я, правда, не знаю всех формальностей. — Бринн прикоснулась к щеке. Боль была почти непереносимой. Она заметила, что Мишель не сводит глаз с Эми.

— Вижу, ты хотела бы ребенка.

— О, дети — лучшее, что есть на свете. Я обожаю детей. Ты должна готовить их к жизни, всему учить. Они всегда требуют полной отдачи. Но и делают тебя… Я не знаю, более цельной натурой, что ли. Без них нельзя считать себя состоявшейся личностью.

— Ты явно знаешь, о чем говоришь. Из тебя получится хорошая мать.

— Я очень хочу ею стать, — рассмеялась Мишель.

Пусть ненадолго, но мысли о неверном муже и рухнувшем браке отступили, и молодая женщина увидела в своем будущем проблеск надежды.

«А что же я?» — подумала Бринн.

«Иди вперед, — сказала она себе. — Шагай!»

Привязав к дробовику кусок веревки, Льюис перебросил его за спину. Они двигались вверх по склону, стараясь идти как можно быстрее. Харт не сомневался, что женщинам придется выбирать самые легкие тропы, поскольку с ними была теперь маленькая девочка.

Харту приходилось наблюдать, как люди хорошо оплачиваемых профессий вместе с детьми занимались скалолазанием в парках и спортивных центрах поблизости от его жилища. Иногда он размышлял, есть ли среди этих родителей те, кому подобные навыки пригодились бы в работе. Ответ он знал — конечно же, таких нет. Это были бумажные душонки, зарабатывавшие в десять раз больше, чем он, никогда не подвергая свою жизнь ни малейшей опасности. Им вовек не познать боли, которую ощущал сейчас Харт. И все же он ни за какие деньги не поменялся бы с ними местами.

«Они же просто трупы, Бринн. Сидят, бубнят, сердятся на что-то, показанное по ящику, хотя лично к ним оно не имеет ни малейшего отношения. Ходят на службу, возвращаются домой, толкуют между собой о вещах, в которых ничего не понимают или на которые им плевать…»

Мужчины вышли на плоский участок тропы и остановились, внимательно оглядываясь по сторонам. Харт ни на минуту не забывал, что обе женщины пытались их сегодня убить, и нет оснований думать, будто они не повторят своих попыток. Разумеется, их первейшее желание — сбежать. Но у него не шли из головы глаза Бринн сначала перед домом Фельдманов, а потом в микроавтобусе за секунду до того, как она сняла ногу с педали тормоза, рискуя своей жизнью — лишь бы остановить его.

«Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете право на помощь адвоката…»

Харт не сдержал улыбки.

В этот момент легкий вскрик прозвучал где-то впереди по ходу их движения. Тонкий, как писк.

— Что за дьявольщина? — встревожился Льюис. — Похоже на страшилку «Ведьма из Блэр». [28]

Харт рассмеялся в ответ.

— Это девочка. Это наша малютка.

— Тогда она даже лучше твоего джи-пи-эс, Харт.

И они побежали вперед.

— Какой-то зверек? — шепотом спросил Мюнс.

Грэм вскинул голову, вслушиваясь в пронзительный крик, раздававшийся где-то поблизости слева от них, если только его не вводил в заблуждение ветер. Он уже раньше заметил зверя — то ли койота, то ли бродячую собаку или даже волка, — стоявшего на гребне хребта, глядя в их сторону. Это он издавал такие звуки? Грэм разбирался в растениях и многое знал о почвах, иле и минералах. Но животные и их повадки были ему совершенно неведомы.

— Вероятно. Я пока не понял.

Это не был крик женщины. Гораздо больше похоже на голос ребенка. Но такого просто не могло быть.

— А если всего лишь завывание ветра? — предположил Мюнс.

Однако в крике Грэму послышались человеческие эмоции — тревога и безысходность. Скорее страх, чем боль.

Снова наступила тишина.

«Ветер, птица, зверь… Пожалуйста, пусть это будет нечто подобное!»