Брошенные тела

— Имеется и у нее свой секрет.

— Если кратко, в чем там дело?

— Хорошо. Это было лет шесть-семь назад, когда она еще жила с первым мужем. Он служил в полиции штата, был награжден, уважаем коллегами. Но с тяжелым характером. В прошлом не раз избивал ее.

— Мразь! Бить женщину…

— Так вот, выяснилось, что в него стреляли.

— Стреляли?

— Да, причем в его собственной кухне. Провели расследование. Вывод — неосторожное обращение с оружием. Несчастный случай.

— Понял. Но нам что с того?

— Это не был несчастный случай. Стреляли намеренно. А дело замяли. Вероятно, на уровне Мэдисона.

— Замявший это дело рисковал потерять работу, если бы всплыла правда.

— Потерять работу, а то и угодить за решетку.

— Надеюсь, это не просто сплетни?

Джейсонс открыл свой дипломат и достал мягкую папку для бумаг.

— Здесь доказательства.

Да, при своих миниатюрных габаритах этот парень умел добывать то, что нужно.

— Надеюсь, это нам поможет, — сказал он.

Манкевиц открыл папку. По мере прочтения его брови поднимались все выше.

— Это для нас чрезвычайно полезно. Спасибо, — искренне поблагодарил он, подняв взгляд на Джейсонса. — Да, чуть не забыл. С Первым мая тебя!

Ему нравился этот город.

По крайней мере, он был достаточно хорош для временного пристанища.

Грин Бэй располагался на гораздо более ровной местности, чем заповедник вокруг озера Мондак, и в этом смысле сильно уступал ему в живописности, но сам по себе залив являл собой идиллическую картинку, а река Фокс впечатляла как водный путь-труженик, полный рабочей активности, что обычно импонировало Харту. В детстве отец брал его с собой на металлургический завод, где служил в бухгалтерии. И сын буквально лишался дара речи, когда его облачали в прочный защитный шлем и устраивали экскурсию по цехам, пропитанным запахами дыма, угля, расплавленного металла и резины.

Дом, который он снял в пролетарском квартале на одной из улиц с номером вместо названия, был не особо хорош. Зато функционален и дешев. Больше всего Харт страдал от неизбывной скуки.

Он ненавидел прятаться и выжидать, но именно это ему и требовалось сейчас. Обязательно и без вариантов.

Когда становилось совсем тоскливо, он уезжал в лесной заповедник, где чувствовал себя комфортно. Ему особенно нравилось, что туда вела дорога, называвшаяся Лейк-Вью-драйв — это живо напоминало о проселке к озеру Мондак. В лесу он гулял или оставался в машине и работал. При нем всегда было несколько одноразовых мобильных телефонов, с которых он звонил по поводу будущих заказов.

Вот и сегодня он возвращался с прогулки, когда на одной из полян увидел «майское дерево».[29] Вокруг бегали детишки, украшая его цветными лентами. Потом они устроили пикник. Неподалеку стоял школьный автобус — желтое пятно среди моря свежей зелени.

Харт вернулся домой, на всякий случай объехав квартал, прежде чем войти. Он проверил автоответчик и сам сделал несколько звонков с очередного одноразового мобильника. Потом отправился в гараж, где оборудовал небольшую столярную мастерскую. Он трудился над вещью, дизайн которой придумал сам. Поначалу он уделял этому занятию час-другой в день. Теперь же мог просидеть за ним до четырех часов кряду. Ничто не помогало ему расслабиться лучше, чем работа по дереву.

Орудуя шлифовальной шкуркой, он мысленно возвращался к той ночи в лесу, припоминая встречавшиеся ему там деревья — дуб, ясень, клен, грецкий орех — твердые породы, дававшие материал для его ремесла. То, что он покупал в магазине в виде аккуратных чурбачков или досок с идеально ровными углами, являлось производным от огромных, внушительных, иногда даже грозных с виду созданий природы, уходивших ввысь ярдов на тридцать, а то и больше. И хотя, с одной стороны, его душу тревожила гибель этих деревьев, в нем жила также и уверенность, что он облагораживает древесину, трансформирует ее в нечто новое, в нечто, чем можно восхищаться.

Он снова оглядел свое детище — инкрустированную шкатулку. Ему нравилось, какой она получалась. Быть может, он даже ее кому-нибудь подарит. Но пока не уверен в этом.

В восемь вечера он поехал в центр Грин Бэя, в отделанный деревянными панелями сумрачный бар, где подавали недурное чили.[30] Под кружку пива он съел целую тарелку, сидя прямо за стойкой. Заказав вторую кружку, он перешел в отдельный зал, где по телевизору показывали баскетбол. Он смотрел игру, потягивая пиво. Репортаж шел с Западного побережья, а здесь было уже поздно. Вскоре другие клиенты стали посматривать на часы, подниматься из-за столов и разъезжаться по домам. Матч близился к завершению со счетом 92:60, и если до перерыва интерес еще сохранялся, то сейчас исход казался предрешенным.

К тому же это был всего-навсего баскетбол, а не игра «Пэкерз».