«Этот мировой порядок, тождественный для всех, не создал никто из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнём, мерами вспыхивающим и мерами угасающим», – это одно из первых объяснений мирового исторического процесса принадлежит Гераклиту (VI-V вв. до н.э.). Пифагорейцы примерно в это же время определили исторический процесс, как идеальную геометрическую фигуру – круг, мир они представляли себе гармоничным, законченным, и поэтому в истории видели круговорот событий, идей, душ.
Согласно подходу отечественного философа и религиозного мыслителя А.Ф. Лосева, античная философия истории есть философия вечного становления, вечного возвращения, периодических мировых пожаров (Гераклит), переселения душ (пифагорейцы, Платон). Такой подход к истории делал её в некотором роде бессмысленной и беспощадной к человеку: в нём нет ни смысла, ни управляющей силы, с которой человек мог бы взаимодействовать. Даже те философы, которые признавали, что мир и люди сотворены богами, склонялись к тому, что богам нет никакого дела до их творений, и всё на земле течёт само собой, подчиняясь заранее установленным законам, за неисполнение которых, однако, положено наказание.
Средневековая философия и христианское богословие внесло корректировки в эту концепцию, поставив началом истории рождение Христа, а ее концом – ожидаемый апокалипсис. Таким образом, история в трудах христианских философов обрела законченность и смысл. Наличие высшей цели в историческом развитии напрямую связывалось здесь с идеей провиденциализма (Августин Блаженный), в которой история представляет собой систематическую реализацию Божьего плана управления.
Философы эпохи Возрождения и следующие за ними просветители, пытаясь найти рациональное объяснение этой проблеме, поставили на место управляющего историей Божественного промысла понятия прогресса и естественного закона истории. Совместив круговую и линейную концепции, философы-просветители (Гердер) предположили, что процесс идёт по спирали, история в таком случае является «закономерным развитием культуры». Эти идеи в некотором роде продолжил Гегель, объяснявший историю как закономерное развитие абсолютной идеи в Духе, как развитие свободы – то есть, с одной стороны, исторический процесс прогрессивен и бесконечен, но, в то же время, история теряет здесь вневременной смысл.
В XX веке законченность приобрела материалистическая концепция истории (Маркс): согласно ей, общество проходит в своём развитии первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую формации. Критерий развития – уровень производительности общественного труда. При таком «антидуховном» подходе (ведь человек, по существу, теряется среди несубъективных факторов производства) марксисты выявили смысл истории в максимальном общественном развитии, которое делает каждого человека всё более свободным.
Однако все эти концепции неоднократно критиковались, стройные системы рушились. Например, Китай и Индия никак не вписывались в марксову «пятичленку», поэтому в XX веке появилась идея развития локальных обществ (Шпенглер, Тойнби, Сорокин), культур и цивилизаций. Например, Шпенглер выделял восемь культурных организмов (египетский, индийский, западноевропейский, китайский и т.д.), которые, выродившись, перешли в цивилизации. Смысл их существования – культура.
Тойнби видел прогресс общества в духовном совершенствовании человечества на основе главных ценностей – истины, красоты, добра и их единства – пользы. А смысл истории – в реализации нравственного и творческого достоинства в человеке.
Однако эти концепции, подкреплённые множеством фактов и исторических примеров, только путали исследователей. Постоянно возникали споры о том, можно ли считать историю единой. Не было понятно, как примирить две противоположные тенденции -движение к единству и движение к многообразию; можно ли выяснить законы, по которым существует история; есть ли у нее вообще направление и смысл.
Для России, пережившей крушение государственной идеологии, и по сей день примеряющей на себя чужие ценности и мировоззрения, вопрос об историческом смысле, историческом периоде, перспективах, особенностях развития стоит особенно остро.
Отсутствие стройной концепции истории, которая охватила бы и человека, и социум, и развитие производительных сил, которая подходила бы для каждого государства, для каждой нации, – это не просто забота изощрённого ума книжных историков. Это действительно насущная необходимость и не только для России, но и для всего мира.
Мы перешагнули рубеж XX века, но ответа на вопрос: «Для чего всё это?» – нет по-прежнему. Может быть, стоит отступиться и сказать: «Все бесполезно – у существования человека нет смысла, нет смысла у цивилизации на планете». Это можно продекларировать, можно даже снять об этом очередной фильм-катастрофу, но ЖИТЬ с этим ощущением невозможно!