Бросить Word, увидеть World. Офисное рабство или красота мира

Когда мы через полчаса выдвинулись в путь, дождь действительно закончился. По серпантину крутого склона мы поднимались все выше и выше, и уже скоро оставили позади последнюю защиту из деревьев. Едва мы достигли последнего открытого гребня водораздела, как началась буря. Холодные капли шквалом били по лицу. Там, на высоте четыре тысячи метров, от бури было не спастись. Уже через несколько километров я полностью промокла, несмотря на то что на мне были надеты непромокаемые куртка и штаны. Меня до костей пробрал холод. Но я на автомате продолжала идти, ведь каждая пауза увеличивала мои шансы замерзнуть. Я обхватила свои треккинговые палки пальцами. Когда я захотела ослабить хватку, поняла, что мои пальцы полностью замерзли и совершенно перестали двигаться. Я испуганно остановилась и хотела было позвать Боба, но губы и язык меня тоже уже едва слушались.

«Боб», — больше промямлила, чем прокричала я. Но Боб меня не слышал. Мне постепенно начинало становиться страшно. Было понятно, что из-за дождя и ветра я получила сильное переохлаждение. В этом состоянии больше идти я не могла; если только тропа внезапно пошла бы вниз.

«Боб!» — я попыталась собраться с силами и позвать его чуть громче. И снова никакой реакции. Через какое-то время я поняла, что Боб идет впереди меня зигзагом. Я удивленно спросила себя: «Почему?» Вдруг до меня дошло: мы потерялись. Не было видно никакой тропинки, ни одного тура, никаких отметок.

«Боб!» — крикнула я отчаянно, и у меня на глазах выступили слезы. Он наконец услыхал меня и обернулся.

«Что случилось?» — прокричал он мне сквозь ревущий ветер. Я попыталась идти дальше, так как была не в силах ответить ему. Когда мы наконец уже стояли друг перед другом, мне пришлось с большим трудом произносить каждое слово.

«Мои руки меня не слушаются, — выдавила я. — Я больше не могу». В этот момент мне стало ясно, что это означало: мы не могли идти вперед, поскольку при такой погоде мы бы ни за что не нашли дорогу. Но и возвращаться нам было нельзя, потому что мы были почти в двух часах ходу от спасительной границы лесов, а у меня на это не было сил, и, более того, за это время закончился бы день. Никакой защиты от непогоды и близко не было. Таким образом, нам пришлось бы ставить палатки на открытом гребне на высоте почти четыре тысячи метров. И у меня не было практически ни единого шанса поставить при такой погоде тент, учитывая, что совсем замерзли пальцы. У меня на тот момент уже не было времени на раздумья, поскольку я получала все большее переохлаждение. Сколько мне оставалось до того, как я абсолютно перестану двигаться?

«Нам придется остановиться здесь, наверху», — сообщил мне Боб о неизбежном и осмотрелся. Мы находились на широком гребне, который был полностью покрыт кустами и обломками горных пород. Там не было ни одного ровного места, чтобы поставить палатку.

«О боже», — подумала я и стала беспомощно смотреть на то, как Боб пытался найти хотя бы более-менее подходящее место.

«Вот, здесь, — показал он мне на место, полностью покрытое кустарником. — Это лучше, чем просто на камнях». Я кивнула и помолилась, чтобы Боб вообще смог растянуть тент на этой поверхности.

«Я ничем не смогу тебе помочь», — медленно прошептала я, а Боб лишь махнул рукой. Через пятнадцать минут, несмотря на бурю, тент трепыхался на ветру.

Боб засунул под него наши рюкзаки и пенки и почти приказал мне: «Вытянись полностью». Я сразу послушалась, поскольку чтобы снова поднять температуру тела, мне нужно было избавиться от мокрой одежды. Под тентом я, дрожа, сняла с себя одежду и голой залезла сразу в два расстегнутых спальных мешка, которые Боб положил друг на друга. Так как теплообмен лучше происходил при отсутствии изолирующей одежды, Боб тоже разделся и прижался ко мне сзади.

«Ш-ш-ш-ш», — шепнул он мне на ухо, так как я в его объятиях дрожала как осиновый лист. Снаружи продолжал бушевать ветер, по тенту бил дождь, а я цеплялась за Боба так, как будто сейчас утону, и впитывала тепло. Еще никогда я не была настолько зависима от людей, только если от матери, когда была ребенком. Кроме того, мне никогда не приходилось выживать.

Уже через час дрожь начала ослабевать. После этого медленно и с болью, подобной тысяче горячих иголок, мои пальцы начали чувствовать.

Но наша борьба за жизнь на этом не закончилась: когда на гребень хребта опустилась ночь, буря усилилась. С каждым порывом ветра я все больше боялась, что тент просто сдует. При температуре ниже нуля, сильном дожде и шквальном ветре у нас практически не было шансов выжить без палатки. При особо сильных порывах ветра мы с Бобом отчаянно пытались удержать тент руками, что обеспечило нам бессонную ночь.