Бросок Венеры (ЛП)

-Философ и галлус! – удивлённо воскликнула Диана. Последнее слово расставило всё по местам. Галлусами в Риме называют жрецов-кастратов Великой Матери Кибелы. Все они – иностранцы, закон запрещает римлянину становиться галлусом. В устах поклонников богини это слово могло звучать чрезвычайно почтительно – и в то же время его нередко использовали как ругательство («ты грязный галлус!»). Таковы уж мы, римляне: у нас в голове не укладывается, что мужчина может добровольно оскопить себя, пусть и движимый религиозным пылом. Во всяком случае, нам это представляется чем-то чуждым, неримским. Я не припоминаю, чтобы когда-то употреблял это слово в присутствии Дианы – но она знает массу вещей, которым я её не учил. Подозреваю, тут не обошлось без матери.

-Вот именно, - Дион был по прежнему мрачен. – Задумайся, Гордиан: что общего может быть между философом и галлусом – служителем разума и человеком, отвергшим разум? Обстоятельства порой создают странные пары. Тем более странные, чем более странны сами обстоятельства. – Он искоса глянул на евнуха. –Не нужно, конечно, понимать эту метафору слишком буквально. У вас ведь на латыни тоже есть такая пословица – об обстоятельствах и парах?

-Не совсем так, но нечто похожее есть.

Он кивнул – мой ответ удовлетворил его. Латынь Диона была почти безупречной, но александрийский акцент всё же проскальзывал. Он говорил как человек, который родился и вырос в Египте, но чей родной язык – греческий. Слушая его речь, я словно бы перенёсся на несколько десятилетий назад. С годами голос Диона стал грубее – и всё же это был тот самый голос, к которому я так жадно прислушивался на ступенях храма Сераписа в Александрии. Я был молод и стремился узнать о мире всё, что только можно. Мысленно я был в далёком прошлом и в далёком Египте.

Мы снова сели на свои места, за исключением Дианы – она, извинившись, вышла (наверняка побежала рассказывать всё матери).

Дион снова прокашлялся.

-Так ты помнишь меня?

-Учитель, - так я называл его в Александрии – и даже теперь, хотя разница в возрасте между нами была не так уж велика, что-то мешало мне обратиться к нему просто по имени, - учитель, разумеется, я тебя помню. Такого человека, как ты, трудно забыть!

-Я думал, что через столько лет… А теперь, когда мне назвали твоё имя, я так и не смог поверить, что это – тот самый Гордиан, которого я знал давным-давно. Впрочем, имя у тебя редкое, и мне говорили, что в молодости ты был в Александрии. Да и то, что мне о тебе рассказывали, весьма подходило к тому юноше – из достойного саженца выросло достойное дерево. У вас ведь тоже есть такое выражение? И я правильно употребляю времена? Отлично. Но сейчас я повсюду сталкиваюсь с опасностью и предательством, поэтому не мог прийти к тебе в открытую. Ты ведь понимаешь, почему я скрывал своё лицо? И почему я с таким опасением отнёсся к твоему вину – и в самом деле на редкость замечательному?

Во взгляде Диона сквозила тревога. Он снова стал грызть ноготь.

-Даже когда я увидел тебя – у меня ещё не было полной уверенности, что ты и есть тот Гордиан, которого я когда-то знал. Время на всех налагает свою печать. Наложило и на тебя – впрочем, ты это и сам знаешь.

Он кивнул на моё лицо. Коснувшись подбородка, я понял, что речь идёт о моей бороде, и улыбнулся.

-Да, в то время я был гладко выбрит. В Александрии слишком жарко, чтобы носить бороду – а я был слишком молод, чтобы моя борода выглядела пристойно. Или ты имеешь в виду седые волосы среди чёрных? Да, седина и морщины – это маска, которую надеваешь против своей воли. Но такова участь всякого, кто не умер в молодости.

Дион кивнул, всматриваясь в моё лицо. По его взгляду я понял, что он всё ещё пытается решить, можно ли мне доверять.

-Я должен быть очень осторожным, - промолвил он, наконец.

-Твои обстоятельства мне отчасти известны, - ответил я. –Путешествие из Александрии, нападения на твоих спутников после высадки в Неаполе, угрозы в твой адрес, открыто звучащие в Риме, безразличие Сената.… А на Форуме все только и толкуют, что о «египетском вопросе».

-Но как ты догадался, что это Дион? – спросил галлус, вновь наполняя свою чашу вином. -На римских улицах наш маскарад вполне действовал – никто ничего не заметил. Хотя, конечно, вблизи всё может выглядеть иначе.

-Да, как ты понял, что это я? Ты не мог узнать моё лицо: я всё время держал его в тени, оно было накрашено, и к тому же за столько лет совершенно изменилось. Не мог ты узнать и мой голос – я его изменил, и к тому же почти всё время молчал.

-Учитель, я не знаю точно, зачем ты посетил меня. Предполагаю лишь, что это связано с моей репутацией, за которую я и получил прозвище Сыщик. Кто ты такой, мне было ясно почти с самого начала. Если бы я не мог решить такую простенькую задачу – я не стоил бы того, чтобы ты тратил на меня своё время.

-Объяснись, - потребовал Дион тем учительским голосом, который не спутаешь ни с каким другим.

-Внеси хоть немного ясности, - присоединился к нему жрец, со смехом ставя чашу на стол и встряхивая своими бесцветными волосами.