Брукнер

С середины 80-х годов начинается период растущего признания Брукнера не только в Европе, но и в Америке. В 1885 году Третья симфония прозвучала в Гааге, Дрездене, Франкфурте; тогда же состоялась премьера Третьей в Нью-Йорке под управлением Антона Зейдля, первого исполнителя музыки Брукнера в Америке. В том же году квинтет Брукнера исполнялся в Мюнхене, Кёльне, Линце, Вене (в последнем городе — квартетом Хелльмесбергера, решившегося, наконец, выступить с этим произведением). Следующий 1886 год стал годом широчайшего признания Седьмой симфонии, прозвучавшей в Граце, Кельне, Гамбурге, Чикаго, Бостоне, Нью-Йорке, Амстердаме. Примечательным было гамбургское исполнение Седьмой, после которого Эдуард Марксен, учитель Брамса, назвал ее величайшей симфонией нашего времени. Эта оценка, исходившая от представителя враждебного лагеря, доставила Брукнеру особенно большую радость. Незадолго до этого в Карлсруэ престарелый Лист выразил восхищение Adagio Седьмой симфонии, исполненного под управлением Ф. Мотля на празднестве Всеобщего немецкого музыкального союза, в члены которого был принят Брукнер. Наконец, линцский союз «Frohsinn» во время своих юбилейных торжеств составил программу концерта целиком из произведений Брукнера; на этом празднестве композитор произнес примечательные слова о том, что Вагнер, не успевший выполнить свое обещание исполнить все его, Брукнера, симфонии, оставил ему в качестве «опекунов» (Vormündern) Никиша, Леви и Рихтера.

А. Брукнер в 1886 г.

Новый 1887 год отмечен триумфальными исполнениями Седьмой симфонии в крупнейших городах Европы — Будапеште, Дрездене, Берлине, Лондоне. В это время Брукнер уже всецело занят сочинением Восьмой симфонии, начатой еще в 1884 году; это грандиозное произведение, длительностью около восьмидесяти минут, стало последней симфонией Брукнера, которую ему суждено было закончить. 4 сентября 1887 года композитор писал Г. Леви: «Наконец, Восьмая завершена, и первым должен узнать об этом мой отец в искусстве» (künstlerischer Vater — так Брукнер называл Леви). Однако композитора ожидало разочарование: Леви нашел симфонию неисполнимой и предложил сделать значительные изменения и сокращения. Небывалые размеры Восьмой были непонятны даже самым близким сторонникам Брукнера. Композитор болезненно переживал неудачу. По свидетельству И. Шалька, отказ Леви поверг Брукнера в глубокое уныние; он чувствовал себя настолько несчастным, что утратил веру в композиторское призвание. Однако его сильная натура смогла преодолеть новый творческий кризис. В 1889–1890 годах он создал вторую редакцию Восьмой симфонии, сделав ряд сокращений и других изменений: написал новую коду I части, которая теперь заканчивалась pianissimo (уникальный случай в симфониях Брукнера!).

После лучезарного колорита Седьмой симфонии Восьмая (до минор) поражает глубиной трагического мироощущения, особенно сильного в I части. Для этой симфонии в наибольшей степени подходит классическая формула развития цикла — «от мрака к свету». В грандиозной концепции Восьмой, как ни в какой другой симфонии Брукнера, развертывается картина титанической борьбы, приводящей к победе жизнеутверждающего начала. В этом Восьмая наиболее близка симфонизму Бетховена.

Известны высказывания Брукнера по поводу содержания отдельных частей Восьмой симфонии. При всей своей наивности они помогают понять смысл главных музыкальных образов. I часть, по словам композитора, — возвещение смерти (Todesverkündigung), становящееся все более сильным; в конце части господствует чувство смирения и покорности. Действительно, главная тема I части, грозно вздымающаяся в октавных унисонах низких струнных на фоне таинственного тремоло скрипок, носит непреклонный императивный характер; по образному смыслу (но не по средствам воплощения) ее можно сопоставить с «мотивом судьбы» из Пятой симфонии Бетховена. Еще более грозно и устрашающе звучат интонации главной темы при втором проведении в мощных унисонах медных, не оставляющих надежды на спасение. Этот образ роковой силы доминирует в I части, одной из самых кратких в симфониях Брукнера (417 тактов). Подобная проблеску света побочная партия, насыщенная теплым звучанием струнных, лишь ненадолго вносит чувство утешения и покоя. В предельно лаконичной (всего 24 такта!), но многозначительной коде I части наступает развязка драмы: устало ниспадающие интонации главной темы постепенно замирают в pianissimo на фоне мерных ударов литавр. По свидетельству очевидца, Брукнер, записывая музыку коды, сказал: «Так бьют часы смерти» (Totenuhr).