Остаюсь в грузовике, не зная, куда идти и что делать. Я не могу оставаться в квартире, и пройдет еще много времени, прежде чем потолок починят, если вообще починят. Захожу в дом, начинаю собирать вещи и нагуливаю аппетит. Когда все вещи уложены в коробки и пакеты — за исключением того, что я оставила у Бруно, — возвращаюсь в грузовик и еду в город.
Когда проезжаю мимо украшений и рождественского веселья, почти невозможно не думать о Бруно. Ресторан «Ястреб и свисток» напоминает мне о нашем свидании вслепую. А «Мама и леденец» о краже шоколада и его замене. Я бы поступила мудро, если бы никогда больше не ступила на порог «Пицца и пироги Хоук-Ридж-Холлоу».
Я паркуюсь и решаю, что пойду в закусочную, потому что мне очень нужен шоколад, а у них отличное какао.
Не успеваю выйти из машины, как кто-то стучит в окно. Фрэнки стоит там с Рафаэлем на бедре. Выражение ее лица странно спокойное, но под ним я чувствую беспокойство.
— Привет. Можешь мне помочь? — говорит она.
— У тебя начались схватки? — Слишком поздно я понимаю, что звучу так же встревоженно, как и мой брат.
— Пока нет, но могу сказать, что уже близко. Хотя близость может означать несколько дней. Эти дети рождаются, когда они готовы. В любом случае, мне нужно срочно кое-что приготовить. Мои родители через дорогу и ждут Стеллу и Чарли. Рафаэль ляжет вздремнуть, так что это единственное время — не могла бы ты отвести их туда? — Она выглядит рассеянной и слегка напряженной.
— Без проблем.
— Спасибо. Ты просто спасение. — Меня быстро обнимают и целуют в каждую щеку.
Я протягиваю руки Стелле и Чарли, чтобы они взяли их. Они радостно прыгают вверх-вниз, и я чувствую, как щемит сердце. Я тоже надеюсь когда-нибудь стать мамой.
— О, и не позволяй им есть больше пирога. Что бы они тебе ни сказали. Им хватит сладостей на один день.
— Поняла. — Мы начинаем идти по тротуару.
— И еще кое-что, — кричит Фрэнки. — Мой брат — идиот, и он сожалеет.
Я откидываю голову назад, брови ползут вверх.
— Он это сказал?
— Нет, но скажет.
Мои плечи опускаются. Понятно, она знает. Я готовлюсь к жалостливым взглядам и доброжелательным словам поддержки от остальных членов семьи.
Когда переходим улицу, Чарли говорит:
— О каком брате она говорила? О дяде Томми, дяде Луке, дяде Бруно, дяде Джио или дяде Нико?
— Не забывай о дяде Пауло. У нас много дядей. — Стелла называет имена дядей со стороны своего отца, Расти.
— О дяде Брайане, — говорю я.
— У нас есть дядя Брайан? — спрашивает Стелла, пытаясь вести счет на пальцах.
Я бы хотела объяснить, но мы уже в магазине. Внутри меня встречает маслянистый, хлебный запах дома. Мистер и миссис Коста тепло приветствуют детей и меня. Томми подбрасывает тесто за прилавком. Из кухни доносится стук, где, как я полагаю, работает Мерили. Нико стоит у кассы. Джио и Лука что-то собирают у окна. По радио играют рождественские гимны.
Это идеальная сцена. Но, боюсь, что скоро мне придется с ней попрощаться.
К моему удивлению, они, похоже, не знают о том, что произошло в Нью-Йорке, или делают вид, что не знают.
Томми настаивает, чтобы я попробовала кусочек пиццы, которую он назвал «Бруно».
Конечно, она восхитительна.
Мерили следует за ним с пирогом.
— По приказу Фрэнки, детям никакого пирога, — шепчу я.
Она приветствует меня.
— Как мама сказала, так и будет. — Затем она обсуждает со мной несколько идей, которые у нее есть, и спрашивает, впишутся ли они в бюджет.
Я хочу сообщить ей хорошие новости, но правда в том, что мне лучше уволиться. Мы с Бруно с трудом уживались как начальник и подчиненный, и вряд ли теперь у нас что-то получится наверху — если он решит остаться, а не уехать на работу за границу. В любом случае, мне лучше уйти. Пока бабушка с дедушкой занимают детей, я поднимаюсь наверх, чтобы собрать вещи.
После того как убрала рождественские украшения, сложила содержимое своего стола в коробку и убедилась, что все готово к завтрашнему дню, потому что я предложу Бруно уведомление за две недели, если он не захочет, чтобы я немедленно ушла, снизу доносится знакомый голос.
Это рокочущий, авторитетный голос.
— Она не отвечает на звонки, а ее грузовик припаркован напротив пекарни.
— Домино! — кричу я, бросаясь вниз по лестнице и падая в объятия брата.
На его лице мелькает облегчение, в то же время на меня смотрит другая пара глаз. Угольно-серые, которые раньше тлели. Теперь они холодные. Свет в них погас. Я отворачиваюсь, успокоенная присутствием брата.
— Ты брат Глории? — спрашивает Томми, протягивая руку. — Я не знал, что в город приезжает ее семья. У тебя есть где остановиться? Буду рад видеть тебя в своем доме.
— Спасибо. Приехал на день раньше, потому что… — Дружелюбный взгляд моего брата меняется на жесткий, когда он отворачивается от Томми и осматривает каждого из присутствующих братьев Коста по очереди, словно оценивая, кого из них собирается убить.
В комнате становится жутко тихо, за исключением певца, исполняющего рождественские песни через динамики.