Читаем Брусчатка полностью

— За всю историю Россия не была в таком позоре. Страшно и стыдно быть гражданином этой страны. Как Вы могли поверить такой бесчеловечной клевете?..

Я слышал, что Дунаевский тоже был арестован как врач-убийца, хотя и не фигурировал в «Хронике» ТАСС. После сообщения Министерства внутренних дел от 4 апреля его освободили. Конечно, меня подмывало кое о чем расспросить его, но я не решался, боясь причинить ему боль, да и его сдержанная, сухая манера поведения к этому совсем не располагала.

… А чудеса после смерти Сталина продолжались.

С крестьян сняли часть чудовищных налогов, которыми до того облагалось каждое фруктовое дерево в саду, каждая курица во дворе и другая живность, увеличили и приусадебные участки. Стали исчезать из книг, журналов и газет до того бесчисленные цитаты из "гениальных трудов величайшего корифея науки", портреты и самое его имя стало понемногу исчезать после лавины верноподданнических стихов, статей и т. п., обрушившейся сразу после "великой утраты", в которых на все лады воспевали вождя и лучшего друга, клялись в беззаветной любви к нему, в том, что он не умер, он живет, что озарил путь к коммунизму своим могучим сиянием, воспевали тепло его рук, клялись исполнить сталинский завет и быть верными ему… Не писали панегирических поминальных стихов великие поэты Анна Ахматова и Борис Пастернак. Кое-кто вспоминал в связи с "великой утратой" стихи Г.Державина на смерть Павла I: "Умолк рев Норда сиповатый, закрылся грозный страшный зрак". А бесстрашный поэт Наум Коржавин сразу же после смерти Сталина написал посвященное этому событию стихотворение, которое кончалось таким обращением к России:

"А может, ты поймешь, сквозь муки ада,Сквозь все свои кровавые пути,Что слепо верить никому не надоИ к правде ложь не может привести."

Величайший вождь всего прогрессивного человечества, незакатное солнце наше, наша молодость, счастье, наш отец родной линял с каждым днем…

Как и все люди в то время, я жил ожиданием перемен. Их действительно ждали все, кто с надеждой, а кто и со страхом. И перемены происходили все значительней и весомее. Ближайший соратник великого вождя, наш славный стальной чекист Лаврентий Павлович Берия, испытанный большевик-ленинец, автор бессмертного исторического труда о подвигах Сталина в Закавказье, второе лицо в государстве, оказался на поверку врагом и насильником. Он был арестован и расстрелян. На закрытых партийных собраниях читали об этом письмо ЦК КПСС, где указывалось, что он изнасиловал более 200 женщин, был палачом, с осуждением приводились его слова о том, что неугодных ему людей он превращает в "лагерную пыль" (например, секретарь Львовского обкома КПСС), что он открыл какие-то государственные границы и т. д.

В тревожные дни июня 1953 года я оказался на Никольской улице и увидел необыкновенное зрелище: вся она была заставлена танками Т-34 с открытыми люками. Возле машин прохаживались молодые танкисты в черных шлемах и комбинезонах поверх формы.

— Вы откуда, ребята? — спросил я одного из них.

Тот важно ответил:

— Кантемировская бронетанковая. Не видишь что ли?

— А что вы здесь делаете? — не отставал я.

— Спецзадание, — еще более важно ответил танкист.

В это время к нам подошел озабоченный офицер и сказал мне строго:

— Отойдите от танков, товарищ, и в разговоры с нашими не вступайте!

Я пожал плечами и вышел на Красную площадь. Над Спасскими воротами то и дело вспыхивали разноцветные сигналы, черные закрытые ЗИСы, тихо и грозно рыча, на большой скорости влетали в воротную арку и вылетали из нее. Только потом, во время чтения закрытого письма ЦК, я понял, что именно в тот день и произошли падение и арест Берии…

А новости все появлялись и появлялись. В печати перестали упоминать не только имя Сталина, но и такой привычный термин, как "враг народа". Отзвуки глухих грозных раскатов доходили до Москвы с крайнего Севера, а иногда появлялись приехавшие оттуда постаревшие и изможденные люди, которых уже давно считали мертвецами.

СССР посетили Джавахарлал Неру и его красивая стройная дочка Индира, облаченная в невиданное еще нами сари. Неру, сверкая белизной узких брюк и пилотки, широко улыбаясь, говорил о дружбе, о необходимости мирного сосуществования, о ненасильственном развитии общества и государства, о величии помыслов и жизни его учителя Махатмы Ганди. Наши вожди ко всеобщему изумлению поддакивали ему и клялись, что все, что исповедовал Ганди, еще раньше высказал Владимир Ильич Ленин. Получалось, что эти два основателя великих государств — Советского Союза и Республики Индия — чуть ли не полные единомышленники. А ведь совсем недавно говорили и писали, да и можно было прочесть, например, в энциклопедии, что Ганди — верный прислужник британского империализма, уводящий массы от революционной и национально-освободительной борьбы к мракобесию, мистике и полной покорности капиталистам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное