Брусилов

…Потери интересуют штабы и начальников Только с точки зрения уменьшения числа штыков и необходимости их пополнения, а мало кто из них отдает себе отчет, что главное зло всякой неудачной операции заключается в падении духа войск, в падении веры в начальников и в свои собственные силы. Рвущиеся в начале боя вперед войска после первой неудачной атаки (а она только тогда неудачна, когда плохо задумана и подготовлена) уже много осторожнее идут во второй раз, неохотно в третий и наконец начинают залегать при первых выстрелах противника и не подымаются.

Их вовремя не подбодрили, не объяснили задачу, не сказали нужного слова, не стали, хотя бы мысленно (как это умеете делать вы, Алексей Алексеевич), с ними в боевой порядок и потому не вселили веру в победу. Им только угрожали и подталкивали все в ту же бездонную яму…

…Наше высшее начальство зачастую не только безграмотно, но и не чутко. Оно спешит принять на веру, когда ему доносят, что пехота режет проволочные заграждения и потому будто бы вышла маленькая заминка, а на Нашем Войсковом языке это донесение знаменует полную неудачу захлебнувшейся пехотной атаки.

И таких примеров «непонимания», самообмана и взаимного обмишуривания — сотни. Повторяю — люди не служат родине, а занимаются чиновной службистикой…

На этой «службистике» воспитываются младшие начальники, молодое офицерство. Командиры полков, при установившихся, как правило, сухих отношениях с высшим начальством, даже если и понимают обстановку боя, то не решаются, а то и просто не хотят откровенно донести о ней. Младшие начальники иной раз даже добиваются больших потерь, потому что, по-чиновному, сила и горячность боя определяются большими потерями, будто бы свидетельствующими о доблести командиров. А следовало бы по-суворовски карать командиров за чрезмерную убыль людского состава! Так учил меня Похвистнев, и так оно безусловно правильно…

И когда после одинаково неудачной атаки представляется к награждению начальник, уложивший свою часть в безнадежной операции, и отрешается начальник, имевший мужество донести о невыполнимости поставленной ему задачи, то тогда неудивительно громкое возмущение солдат и толки о выгодности быть зверем и тупицей начальником!

Пехота заявляет открыто, — и я подтверждаю это, — что ее укладывают умышленно в братскую могилу — из желания получить крест или чин. Пехота имеет право, заявить, что на ее потерях в неподготовленных операциях начальники создают себе имя «железных» героев. И толки эти справедливы! И к ним нужно прислушаться! А не кричать о падении дисциплины и развращении умов… Надо слушать, как учили меня вы, Алексей Алексеевич. Иначе будет поздно!

Вот почему я обращаюсь к вам, наш дорогой полководец. Вас ценят и любят в русской оскорбленной армии. Вам верят, вас считают непобедимым. А ведь непобедимость ваша, складывалась и складывается из таланта, искусства вождения войск, знания русского человека и умения им пользоваться на благо родины. Солдат нынче иной, чем в начале войны. Он — русский человек, солдат — за год войны многому научился. Начальство, напротив того, перезабыло даже то, что когда-то знало, может быть потому, что эти знания в нынешней войне неприменимы. И в этом главная беда. Не веря в свои знания, командующие перестали верить в себя и в армию. А следовательно — в победу. Не мне вам об этом говорить. Вы это знаете сами и без слов сумели внушить мне. Но, может быть, вы еще не знали, что это знает уже каждый солдат, опаленный порохом, и судит начальство этой мерой. Знанием этим он стал выше начальства, и отсюда один шаг до неповиновения…

Кто будет в этом виноват? Кто пошатнулся первый?..

Уже обвиняют начальников не только в неспособности, в непродуманности операций, в неумении, а в злой воле, недобросовестности, преступности… страшно сказать — в измене!..

Только единство, товарищеский дух могут спасти положение. Когда-то давно, а ведь по календарю — совсем недавно, в весеннем бою на Карпатах, в отряде генерала Похвистнева, я это осознал и запомнил навсегда. Тогда вы, ваше высокопревосходительство, вдохнули во всех нас этот дух товарищества и подняли нас тем самым на совершение того, что казалось невозможным.

Свершите и сейчас, хотя бы в пределах вашего фронта, это чудо. Подымите угасающий дух армии.