Брусилов

Наступает долгая, тягостная пауза. Каледин сидит в своем кресле, так и не отнимая ладоней от колен. Зайончковский легонько посвистывает, сморщив губы и барабаня пальцами по подоконнику.

За окном слышен нарастающий шум ливня. Испуганно трепещут блестящие от влаги листья.

— Исключение, как всегда, для девятой армии, — сквозь зубы цедит Андрей Медардович, точно этой поправкой он стремится внести ясность в заявление капитана Смолича и найти выход.

— Девятая армия не должна прекращать преследования разгромленных сил Пфлянцера, — деловито возражает Игорь. — Но что всего более тормозит дело — это спор из-за третьей армии, — переходит Игорь к следующему пункту своих доказательств. — Неясная директива ставки допускает двоякое толкование помощи третьей армией нашему фронту. Алексей Алексеевич полагает, что она должна войти в состав его фронта.

Игорь непосредственно обращается к Зайончковскому. Он знает, как заинтересован комкор-30 в этом деле.

— Ну, само собой разумеется! — восклицает генерал уже без тени иронии.

— Против этого протестовал Эверт, — возражает Игорь.

— Как же иначе! — взмахивает руками Каледин и на мгновение остается так, замерев неподвижно.

— Алексеев решил вопрос в пользу Эверта, — строго докладывает Игорь.

— Ах, старая лиса! — Руки Каледина бессильно падают. — Старая лиса!..

— Эверт умеет заговаривать зубы, — говорит Зайончковский куда-то в пространство, в сплошную сеть дождя.

— Но одумавшись, — продолжает Игорь. — Михаил Васильевич признал правоту Алексея Алексеевича и дал телеграмму, что третья армия передается в его полное распоряжение. Таким образом наш фронт усилен целыми пятью корпусами!

— А Западный снова отложил свое наступление, — подхватывает Каледин. — Мой правый фланг ничуть не обезопасен. И эти лишние корпуса так же принуждены будут стоять, как стояли…

— Нос вытянем — хвост увязнет, — поддакивает Зайончковский, но в его глазах Игорь читает удовлетворение: «Зато я могу быть спокоен за правый фланг своего корпуса».

«Маленькие люди, маленькие люди…» — думает Игорь, и снова в нем закипает обида.

— Однако это не мешает главнокомандующему выполнять взятую на себя задачу, — говорит он с подчеркнутой значительностью. — Покинутый своими боевыми товарищами, он продолжает победоносное наступление. К десятому июня нами взято пленными четыре тысячи тринадцать офицеров и около двухсот тысяч солдат!

Генералы невольно подтягиваются, горделивое чувство пробуждается в них: как-никак в этом триумфе есть доля их участия. Но тотчас же личные незадачи берут верх.

— Tout ça est bon et bien![60] — иронически замечает Андрей Медардович. — Однако, когда Алексей Максимович уведомил, что ему понадобится еще один корпус для резерва у Олыни, ему отказали…

— Слишком, видите ли, далеко от одиннадцатой армии! — впадая снова в истерический тон, подхватывает Каледин. — Одиннадцатую армию нужно подтолкнуть, а нам и так можно. У одиннадцатой второстепенные задачи, перед ними только австрийцы, а перед нами немцы! И черт знает, какие отвратительные позиции…

Командарм вскакивает. С грохотом катится в сторону кресло. Обвал ливня за окном на время заглушается срывающимся фальцетом Каледина, топотом ног. Командарм бегает по кабинету, размахивая руками. Он подбежал к капитану, кричит ему в лицо:

— Третья армия! Третья армия! Передана нам! Знаю я Леша! Он не уйдет из-под Эверта! Все это гнусная комедия! Все останется как было!

Нервная рука командарма взмахивает перед лицом капитана Смолича. Игорь невольно отступает, бледнеет, готов к отпору: он не привык к такому обращению. Лицо его окаменело, губы плотно сжаты. Сейчас, над всеми этими дрязгами, он всем своим существом ощущает трагическое одиночество Брусилова и вместе с тем сознает, как он сам недостижимо далек от своего образца! Разве так разговаривал бы с ними Алексей Алексеевич? Разве допустил бы он командарма до такой унизительной сцены? «Я ничему не помог, я все испортил», — думает Игорь, в то время как на него низвергается поток слов, таких же частых и перебивающих друг друга, как потоки дождя за окном.

— Правый фланг третьей армии будет так же оголен, как был! Спросите Андрея Медардовича! Он прикован к месту! Достаточно ему двинуться вперед, и он отрезан! Вся армия будет оторвана от тылов! В болоте по горло! А за это время, пока мы топчемся на месте, противник на одном моем фронте сосредоточил уже девять новых дивизий! Девять дивизий!

Еще взмах руки у самого лица капитана.

«Он заплюет меня», — думает Игорь, глядя на искривленные судорогой губы Каледина и брызги пены, летящие вместе со словами.

— Эти дивизии уже перешли к решительным контратакам, — добавляет, точно подзуживая своего командарма, Зайончковский.