Брусилов

— Мне вино ударило в голову, — сказал он тихо и сжал ладонями виски. Так он сидел несколько секунд молча и скорбно. Потом опустил руки, поднял погасшие глаза на Олега. — Я не хочу верить тому, что ты сказал. Мне стыдно.

— Как знаешь, — примиряюще возразил Олег и подчеркнуто широко зевнул. — Спать охота!

— А если перед тобою был бы заведомый прохвост, шпион? — положив руку на плечо брата и наклонясь к самому его лицу, спросил Игорь. Голос его звучал хрипло. — Ты тоже не убил бы его, потому что это не положено по штату?

Олег не отвел глаз, но молчал. Ему уже все надоело.

— О Распутине ты слыхал? Ты знаешь, кто он? — допытывался Игорь.

Олег шевельнул плечом, пытаясь освободиться от тяжести лежавшей на нем ладони. Игорь принял руку. Олег отодвинулся в глубь кровати, подминая под себя подушку.

— Дрянной, кажется, мужичишка, — произнес он возможно небрежнее, но, поймав тяжелый взгляд брата, добавил решительно. — А впрочем, — говорю же тебе, — я этими вопросами не интересуюсь. У нас даже партия такая образовалась в корпусе: «непротивленцев».

— Это что такое? — спросил Игорь, стараясь вернуть себе равновесие и хладнокровнее приглядеться к брату.

— Да по толстовскому методу — не противимся злу, а всячески его приветствуем! — Олег рассмеялся, довольный, что благополучно отделался от докучных вопросов. — Наша партия со всеми соглашается, лишь бы пили с нами. Так лучше! Ты вот, я помню, страшно дворянством нашим гордился и людей все отбирал — какие там чистые, какие нечистые… А по мне, нынче все на одну колодку. Важно только к ноге подойти. Я демократ в этом смысле. Иная нога грязна и воняет, а далеко уведет!

— Какие ты гадости говоришь!

Игорь произнес это тихо, устало, недоуменно. Он уже не возмущался, не убеждал, не оскорблялся даже. Ему стало противно и неловко, точно случайно зашел в грязное жилище к чужим людям. Невольно пришла на память одна ночь на фронте, в халупе у галичан. В крохотной горнице ночевало их четыре офицера, две женщины, старый, одеревенелый от дряхлости дед, шесть шелудивых ребят и три кошки. Время от времени среди ночи забредала собака из чулана рядом, где на шесте спали куры. Мочи не было от вони, а куда уйдешь в мороз? Куда вообще уйти от всего этого?

— А что ж! — небрежно возразил Олег, — я не чистоплюй. Да и ты не лучше! Вот теперь мужиком этим придворным интересуешься… А по мне, мужик, очевидно, умный. И пусть сидит, коли нравится. А впрочем, убьют его — так тоже не жалко!

Олег свистнул, поднял ноги, закинул их на высокую спинку кровати.

— Вот папа со своей правдой-маткой что выиграл? Отняли у него корпус, обвинили в разгроме армии! Околачивается теперь в ставке. А придется к перекличке — его же первого бить будут. Он ведь тоже, кажется, на Распутина зуб имеет! Чудак! Ну что ему дался Распутин? Пьет из одного с ним корыта, а лается!

Игорь тяжело поднялся. Он уже не глядел на брата, не слушал его. Как слепой, устало пошел из дверей, темным коридором дотащился со своей комнаты и повалился на кровать. С него было довольно за один этот вечер. Его тошнило. Он зарылся глубоко лицом в подушку, закрыл глаза, сжал зубы, затаил дыхание. В голове было пусто, черно и холодно.

X

Через три дня Пельц был арестован. Константин Никанорович хотя и мог принять в этом деле самостоятельное решение, предусмотрительно подсунул его Хвостову я, кстати, изложил ему задуманный план избиения Распутина. Алексей Николаевич весело смеялся. Ему понравилась затея. Он распорядился выдать аванс на оргию и сам пожелал проверить, все ли будет выполнено в точности.

— Только, милый Константин Никанорович, — сказал он смеясь, — предупредите там этих молодцов, чтобы не переусердствовали. Пусть бьют, но не до бесчувствия.

— О, само собой, — лукаво отвечал Смолич. — Они его будут бить в перчатках, чтобы не замарать рук.

Жизнерадостный министр на этот раз остался доволен своим товарищем. Он дружески пожал руку Константина Никаноровича и сказал благодушно:

— А что касается этого Пельца… то я не возражаю. Арестуйте молодчика временно, до разбора дела батюшинской комиссией…

Тут же был назначен день я час расправы с Распутиным.

— Завтра по окончании спектакля в Казачьем переулке.

Узнав об этом от Манусевича, Игорь отправился к Кутепову. Он считал своим долгом сообщить руководителю сообщества о своем решении. Сухо и обстоятельно Он изложил Кутепову положение вещей. Он прочел ему все свои заметки из блокнота. Он передал свои разговоры со Штюрмером, Хвостовым, Манусевичем, Снарским. Он сообщил полковнику точные данные о том, что Распутин замешан в шпионской организации, действующей через Мануса, что каждый шаг государя известен врагу, что десятки высоких лиц, — он перечислил их имена, — ведут интригу за сепаратный мир и Распутин поддерживает их. Игорь говорил как следователь и прокурор. Он сидел на стуле, положив на колени руки, пальцы его вздрагивали, глаза все жестче впивались в красивое лицо Кутепова, нетерпеливо поглаживающего холеную бородку.