Брусилов

Казаки с сомнением поцыкали на легковые машины, заверяя шоферов, что им не проехать. Тут же стояли доверху заваленные какой-то военной поклажей, прикрытой брезентом, грузовики. Их собирались перегружать на тачанки и в торока казачьих коней.

— Прекратить это безобразие! — сказал Брусилов.— Трогайте!

И полез в кабину шофера передового грузовика.

Духонин, Каледин, Зайончковский и дивизионный генерал, на участок которого выезжал главнокомандующий, молча переглянулись, понимая, что спорить бесполезно. Начальник дорожного участка, перепуганный насмерть, лепетал, заикаясь:

— Ваше высокопревосходительство... смею доложить... дожди... дорогу размывает... не успеваем чинить... Загрузнете...

— Тем хуже для вас! — оборвал его Брусилов.

Машина загудела, колеса забуксовали. Игорь вскарабкался наверх, на поклажу, устроился спиною к кабинке, рядом с тремя солдатами-проводниками.

Сверху он видел, какая суматоха поднялась у околицы за головным грузовиком, как выехали на рысях вперед колонны казаки, за ними затарахтели по бревнам а сползли на обочину в топь несколько тачанок с дорожным инструментом, рабочими и начальником участка, как сел на коня тучный дивизионный генерал и в сопровождении адъютанта и двух казаков тоже опередил грузовик, где сидел Брусилов. Следом за дивизионным тронулась легковая машина главкома, теперь порожняя. Генералы сели на две легковые в хвосте каравана.

Шел нескончаемый в этих краях мелкий весенний теплый дождь, От брезента вился парок, солдаты, накинув шинели на головы, дремали. Машина то и дело штопорилась, тогда, несмотря на дождь, налетали голодной ратью комары, язвили нещадно. Когда заглушалось спазматическое дыхание мотора, его сменял органный лягушачий хор.

— Как заливаются! — доносился из кабины восхищенный голос Алексея Алексеевича. — Соловьи так не умеют, те красуются, а эти — самозабвенно...

Шофер вылезал из кабины, долго возился под брюхом мотора, вертел ручкой, машину встряхивало, сердце ее начинало биться и опять замирало, шофер ругался шепотом, стыдясь главкома.

Из кабины долетал до Игоря дымок брусиловской вертушки «Месаксуди».

— А ты не шепчи, ты громко! — кричал Алексей Алексеевич шоферу.— Облегчи душу. А ты — как там? — обращался он к Игорю.— Кусают, подлецы?

— Кусают,— откликался Игорь.

— Спустись, возьми табачку, закури,— помогает.

Игорь прыгал на шаткие бревна, рыжая грязь забрызгивала его до пояса, он заглядывал в кабину, видел улыбающееся, безмятежно-спокойное лицо своего главкома, и ему самому становилось легко на душе.

— Опять застряли,— говорил Игорь, морщась от дыма и неумело затягиваясь полным ртом.

— Это вздор! Я думал, хуже будет. Дорожник наклеветал на себя, дорожка совсем не плоха — выдержит. Машины вот у нас дрянь, это верно, вдребезги изношены...

Дождь переставал, сквозь сизые испарения пробивались лучи солнца, еще острее тянуло с болота дурманом, гнилым грибком, от бревен под ногами шел кислый и терпкий дух намокшей сосновой коры, начинало припекать спину, комариный звеньк становился назойливей, вспугнутая цапля, бесшумно и вяло взмахивая крыльями, проносилась низко над гатью, дятел начинал выколачивать свою дробь.

— Теперь бы с ружьишком по болотцу за утками... а? — спрашивал Игоря Брусилов.— Охотишься?

— Охотился, Алексей Алексеевич...

— Да, нынче у нас охота пошла другая...— и внезапно к шоферу, обеспокоясь: — Скажи-ка, братец, мы едем с полной нагрузкой? Ничего там за спиной у меня не скинули для облегчения?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство,— как есть с полной.

— То-то. А в караване по скольку машин?

— По шесть штук. За четырнадцать рейсов моей бригады, ваше высокопревосходительство, только ^одна авария случилась, да и то с последней машиной — в хвосте колонны... скрепы, видать, не выдержали,— бревна и разойдись...

— А я вот не догадался на последнюю сесть,— досадливо бормотнул Брусилов и сейчас же весело Игорю: — Нет, их, чертей, видно, нам с тобой врасплох не поймать! На совесть поработали. А? Как по-твоему?

— На совесть! — горячо подхватил Игорь.

— И драться будут на совесть,— убежденно мотнул головой Алексей Алексеевич и помахал вертушкой перед лицом, отгоняя назойливых комаров.— Вот посмотрим, что у них там с позициями... тогда к Лечицкому — на последний глазок — и...

Он оборвал, затянулся «Месаксуди» и ушел в свои мысли.

Только в темень они прибыли по назначению, наскоро перекусив, пошли к первой линии и с зарею уже были на наблюдательном пункте одного из командиров артиллерийской подгруппы.

На первый взгляд, опасения Каледина и смущение Зайончковского перед задачей, поставленной правому флангу,— идти на максимальное сближение с противником,— казались основательными. А без этого сближения, хотя бы до четырехсот шагов, невозможен был эффективный бросок вперед всего правого крыла 8-й армии, на котором настаивал комфронтом.

Генералы оглядывали в цейсовские бинокли открывшуюся перед ними панораму, Зайончковский что-то вполголоса объяснял Брусилову, протянув вперед себя руку. Брусилов слушал, не отрывая глаз от стекла цейса.