Читаем Брусилов полностью

— Да что вы мне шепчете!.. «Там! Там!..» Ну и пусть сидит! И пусть слышит! Мне какое дело? Подослан слушать? Пусть слушает! Мне скрывать нечего! Меня и так все знают! Не выскочка. Это берейтора никто не знал. В корпусе его все «прындиком» звали за малый рост — и ничего больше... А впрочем, зовите соглядатая сюда. Пусть посмотрит...

И через минуту выскочил потный адъютант, растерянно шепнул Игорю:

— Вас просят, господин капитан!

В кабинете с приспущенными от солнца жалюзи, с нудным жужжанием мух, с затхлой духотой непроветренного помещения, со смешанным запахом крепких духов и пота встретила Игоря большая, тяжело дышащая жаба. Это было первое впечатление, настолько разительное, что Игорь сразу даже не сообразил, что он перед лицом генерал-адъютанта.

— Ну- с? — прохрипел Безобразов и уставился на Смолича выпуклыми слезящимися глазами.— Что скажете, ма-ла-дой челоэк?

Игорь, которому даже не ответили на его приветствие по форме, тем самым как бы желая подчеркнуть свое намерение не переходить на приватный разговор, выпрямился и в упор, не отрываясь, впился в расплывчатые черты генеральского лица.

— Его высокопревосходительство господин главнокомандующий Юго-Западного фронта приказал мне просить вас дать личные объяснения вашего высокопревосходительства относительно дальнейших распоряжений вашего высокопревосходительства в связи с директивами, полученными вами от штаба фронта.

Безобразов тяжело дышал, молчал, испытывал терпение стоявшего перед ним офицера, которого узнал тотчас же. Раздражение его улеглось и сменилось обычной грубоватой насмешливостью.

— Что, ма-ла-дой челоэк? — опять спросил он, не отвечая на вопрос Смолича и нарочно коверкая и растягивая слово «молодой».— Надоело тянуть лямку строевого офицера? Дипломатией занялись? В приемных отсиживаетесь? А не угодно ли было бы вам полюбопытствовать, в каком черном теле пребывают ваши полковые товарищи?

На мгновение вся кровь ударила в лицо Игорю, сердце сжалось от незаслуженной обиды, скулы шевельнулись, и расширились ноздри. Игорь пошатнулся вперед, но преодолел себя, врос ногами в пол. Он ответил с официальной, сухой четкостью:

— Я осмелился бы покорнейше просить ваше высокопревосходительство о разрешении мне выехать в расположение Преображенского полка, но лишь после того как получил бы от вашего высокопревосходительства соответствующие разъяснения на поставленный мною согласно директиве главнокомандования вопрос.

Безобразов тяжко, всем корпусом повернулся в кресле к своему начштаба:

— Нас ловят с поличным... А? Как вам кажется? — с шутовской гримасой спросил он у Игнатьева.

Граф улыбнулся с ужимкой человека, которому все на свете надоело, но — что поделаешь — приходится возиться с постылыми и пошлыми делами.

— Если разрешите, Владимир Михайлович, я поговорю на досуге с капитаном Смоличем по интересующему его вопросу...

Но «досуг» этот не пришел ни сегодня, ни на другой день. Только 24-го Безобразов телеграфировал штабу Юзфронта о неготовности к атаке. Клембовский вызвал к аппарату Игнатьева. Из переговоров выяснилось, что на позициях стоят только две батареи, остальные станут ночью. Связь не налажена, позиции выбраны неудачно, как в этом сознался еще раньше начштаба Игорю. Для устранения этих дефектов граф Игнатьев от имени Безобразова просил отсрочки атаки на сутки.

—> Почему же вы обо всем этом раньше не подумали? — возмущался Клембовский.

— Да так, знаете ли...— мямлил граф скучающим и безразличным тоном,— впопыхах не учли... И потом, ваша директива застала нас несколько врасплох... Безобразов ужасно не любит, когда его не предупреждают заранее... Капитан Смолич приехал только два дня тому назад... Владимир Михайлович человек больной, он должен собраться с мыслями...

И, отходя от аппарата, граф обратился к Игорю как к сообщнику:

— Уф... до чего все это банально... Все эти переговоры... a vrai dire (по правде сказать (фр.)), они вот где у меня сидят! — И генерал похлопал себя по плотному красному затылку. — Но хорошо, что нам все-таки дали отсрочку... Вы можете ехать в расположение первой гвардейской, к своим преображенцам, совершенно спокойно. Вы их застанете еще в исходном положении.

XXVII

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза