Брусилов

«Вот она сейчас скроется в подъезде театра», — с ужасом подумал Игорь и поравнялся с девушкой. Она шла, семеня темно-синими туфельками, плотно прижав локти к талии; сумочка раскачивалась у ее бедра. Девушка казалась очень маленькой, очень хрупкой. Игорь дышал прерывисто... Она услышала за собой его дыхание, испуганно подняв мохнатенькие брови, оглянулась. Он ждал и боялся этой минуты, но, когда глаза его встретили ее удивленный взгляд, ему стало мерзко за свой наглый поступок. Он готов был провалиться сквозь землю и уже подался назад, а губы произносили сами, помимо его воли:

— Умоляю вас... не примите... мы с вами знакомы... Голос звучал хрипло, едва внятно. Нелепые слова

трудно было разобрать. Девушка передернула плечиком, смешливые огоньки побежали по ее большим, глубоко; сидящим карим глазам, уголок строго поджатых губ дрогнул, и тотчас же все ее скуластенькое лицо пунцово зарделось.

— Это я... тот самый... помните? — бормотал Игорь, почему-то сдергивая с головы фуражку, пригнув плечи, как человек, готовый принять заслуженную отповедь. Вы прибежали с подругой на вокзал... в руках ветка сирени... а поезд уже отходил... И я помог вам... Это было на псковском вокзале, в мае, в городе Пскове.

Он улыбнулся жалко и тотчас увидел на лице девушки ответную улыбку. Она его узнала, теперь не было сомнения. Щеки ее все еще горели, но губы раскрылись приветливо и смущенно. Она проговорила, прикрыв ресницами смеющиеся глаза.

— Да... я помню... это было очень мило с вашей стороны. Мы с Таней ужасно испугались, что поезд уйдет...

Они стояли друг против друга под памятником Екатерине, не смея больше встретиться взглядами, не зная, что сказать дальше.

«Сейчас уйду, раскланяюсь и уйду»,— думал Игорь, но не двигался с места, все еще держа в руках фуражку.

— Я вас задерживаю,— наконец пробормотал он.

— Нет... отчего же... Я иду в театральное училище... это тут...— Она неловко махнула назад сумочкой.

— Тогда разрешите... я провожу вас...

У него вязли на языке эти пошлые слова, но он был бессилен придумать что-нибудь другое, не мог распрощаться и отойти. Она засеменила впереди него, ее голубое перышко колебалось на уровне его носа. Его охватила такая острая печаль, точно вот сейчас должно случиться что-то непоправимое. Он не знал, что именно, но твердо знал, что ему нельзя не следовать за этим голубым перышком, что оно неминуемо исчезнет для него навсегда, если он не сделает какого-то чрезвычайного усилия, не скажет чего-то значительного, чего-то, идущего от сердца. Они миновали Александринку, вошли в узкий и гулкий Чернышев переулок. Девушка не оглядывалась, не замедляла шаг, не пыталась заговорить. Внезапно она остановилась у широкой двери большого желтого здания. Игорь снова увидел ее карие глаза под мохнатыми бровями.

— Ну вот, я пришла,— сказала она решительно, видимо не зная, подать или не подавать руки.

— Так скоро...— испуганно пробормотал Игорь и тут только вспомнил, что не назвал себя.— Боже мой! — торопливо заговорил он.— Я забыл представиться... Меня зовут Смоличем, Игорем Никаноровичем... вам все равно, конечно, но мне очень хотелось бы, чтобы вы запомнили мое имя... Игорь Никанорович Смолич... мне это страшно важно... видите ли...

Он окончательно смутился, замолк, чувствуя, что больше не сумеет произнести ни слова.

Девушка смотрела на него еще с большим испугом и удивлением. Если бы он мог наблюдать, он заметил бы, как она взволнована, какая у нее появилась милая беспомощная улыбка, когда она ему ответила:

— Я хорошо помню ваше имя... Вы брат моей подруги Ирины Смолич... Я и с вашим братом знакома, Олегом... Меня зовут Любой Потаниной...

Теперь он взглянул на нее во всю ширь глаз. Так это она, та самая девушка, о которой ему писала Ирина. Боже мой, как же это может быть! Откуда такое чудо?

— Вы — Люба Потанина?

Она улыбнулась смущенно и вместе лукаво

— А вы долго пробудете в Петербурге?

— Я? Долго... Нет, не знаю...

Она кивнула перышком, протянула руку.

— Ну, прощайте...

Он схватил ее маленькие пальцы, помял их в своей похолодевшей ладони, все еще не веря, что пришла пора расстаться, все еще не зная, как сказать самое главное, что обязательно нужно сказать.

Когда он поднял глаза, девушки уже не было. Он рванулся к тяжелой двери и тотчас же отскочил. Несколько смеющихся девушек выбежали ему навстречу.

XII

Игорь полон был встречей с Любой Потаниной.

Он закрывал глаза, он не мог представить себе ее черты. Только голубое перо на шляпе — вот все, что хранила его память. И еще чудесное имя — Любовь!

Все это только приснилось и никогда не повторится... Нет. Какой вздор! Люба Потанина живет здесь, в этом городе. Он не знает ее адреса, но всегда может его узнать. Он встретится с ней. Ее подруга там, в Пскове, называла ее мышонком. Она совсем крохотная, но в ней ничего нет мышиного. Ее глаза смотрят прямо и внимательно. Если ей рассказать все, что он пережил за эти дни,— она поймет. Но говорить этого не надо. Ее не должна касаться эта грязь. Он сейчас пойдет и убьет — и все будет кончено раз и навсегда. Жизнь станет легка и прекрасна...