Брусилов

Медленно и любовно, как нежданные дары крепнущей в нем жизни, принимал Игорь и восстанавливал в памяти последовательность событий.

Теперь он видел себя полулежащим на земле, прислоненным спиною к какому-то строению. Ночной мрак уже рассеялся, снег не падал. На том месте, где находился Игорь, снега и вовсе не было. На землю брошена была охапка перегнившей рыжей соломы. Очевидно, кто-то заботливо положил капитана именно здесь, поудобней. Но людей поблизости не оказалось. И именно это их отсутствие, оторванность от них, как теперь понимал Игорь, и пробудило его от забытья, наполнив тревогой... Впереди стояли батареи, вытянувшись бесконечным караваном вдоль дороги. За ними простирались бело-сизые поля, подернутые холодным утренним туманом, покрытые ледяной росой. Этой же росой осыпаны были серые доски зарядных ящиков, и серые стволы орудий, и серые шинели людей, и нахлобученные поверх фуражек башлыки... Ездовые сидели по своим местам, а у обочины дороги прискакивал на тонконогой лошади офицер в сером дождевике поверх полушубка, с надвинутым на лоб капюшоном, Он что-то кричал и взмахивал рукой, указывая куда-то в сторону, очевидно возмущенный тем, что батареи заехали вовсе не туда, куда было нужно... В ответ на его крики со всех концов длинной цепи орудий, ящиков, лошадей разнесся многоголосый гул, куцые фигуры, дремавшие в седлах и на ящиках, зашевелились, караван орудии раздробился, каждое из них в отдельности повернуло жерло в сторону Игоря, заработали нагайки, закричали ездовые, и вынесенные здоровенными конями запряжки понеслись с дороги прочь от Игоря, прямо в открытое поле, над которым уже розовело и вздрагивало бледное зарево восходящего солнца…

Игорь слышал, как загудела медным гудом промерзшая за ночь земля, видел, как орудия вынеслись полем — все вместе, на загляденье дружно, с криком и посвистом — на высокий скат и разом остановились. Видел, как деловито спрыгнули со своих мест «номера», как какое-то короткое время посуетились они около орудий и, отцепив их, начали поворачивать дулами к розовому горизонту, скрытому гребнем холма. Чей-то молодой высокий голос донесся отчетливо;

— Пошел!.. Готово!..

Подхватив свободные передки, кони рысью пустились обратно, перерезали дорогу и, прогрохотав облегченными колесами у самого уха, скрылись за тем длинным сараем, к стенке которого прислонен был Игорь. Солдаты на ходу соскакивали с передков, лошади привычно устанавливались одна около другой. Потянуло приятным махорочным дымком, и, радуясь одной только близостью людей, Игорь тихонечко застонал. Ему хотелось слышать свой голос и знать, что его услышат, хотя острая боль отпустила его, плечи онемели, рукав и шинель на груди набухли от запекшейся крови. Стон похож был на клекот, Игорь поперхнулся и выплюнул сгусток крови. Махорочный дымок защекотал ноздри. От усилий отхаркнуть кровь Игорь ослабел и совсем завалился набок.

— Вам чего не надо ли, ваше благородие? - услыхал он звонкий молодой голос, очень похожий на тот, что давеча кричал: «Пошел!.. Готово!»

«Спасибо, голубчик... ничего», — хотел сказать Игорь, но, кажется, не сказал. Над запрокинутым своим лицом он отчетливо увидел совсем юное, безусое, веснушчатое улыбающееся лицо.

— Ай-ай! — вскрикнул паренек очень веселым, как показалось, голосом.— Как же так!.. Вы же, ваше благородие, даже и не перевязаны... Это же совсем не годится...

И очень быстро и споро начал возиться над плечом Игоря: очевидно, разрезал или разорвал шинель и гимнастерку на плече и туго перевязал чем-то плечо и грудь... Какое время это продолжалось и как со всем этим справлялся парень, Игорь вспомнить не мог. Но ощущение свежести на губах от холодной воды, которую ему, наверно, давали пить, и близости какой-то бодрой веселости сохранилось в памяти.

Проделав все, что надо, и уложив Игоря поудобней на соломе, не в одиночку, а с помощью еще кого-то, паренек крикнул в самое ухо:

— Сейчас палить начнем!.. Ужо забегу!..— и скрылся. А другой очень густой бас отчетливо и деловито проговорил:

— Вы уж как-нибудь потерпите, ваше высокоблагородие... Скоро вот прикончим с немцем, обязательно дневка будет... тогда и вас до лазарета доставим...

Но в то же мгновение — или это только так казалось— перед глазами Игоря блеснул ослепительный, пронизавший все его существо свет, что-то яростно грохнуло и сотряслось, и Игорь теперь уже надолго и глубоко погрузился в небытие... До той самой минуты, когда до его слуха донесся тихий женский голос:

— Вам чего надо?

И белая косынка сестры заслонила от него свет лампы...