Брусиловская казна

– Не Павло, а Павел, сколько можно повторять? – обиженно фыркнул офицер.

Слева снова раздались выстрелы.

– А, чёрт, – выругался хорунжий и прижал к губам указательный палец, таким нехитрым образом призывая своих спутников соблюдать тишину.

– Похоже, окружают нас! – недовольно пробурчал унтер. – А ну, давайте правее, олухи…

Михаил натянул поводья.

Повинуясь его команде, лошадь свернула с «главной» дороги.

– Лежи здесь и не шевелись! – тихо наказал Ваня брату, а сам рванул в глубь леса.

– Я с тобой… – заплакал тот и пополз следом.

В это мгновенье гораздая на выдумки офицерская головушка выдала очередной план, доселе не единожды прокручиваемый в мозгах…

– А ну-ка, братцы, давайте его сюда! – тихо велел Павел Алексеевич, направляясь к зияющей неподалёку артиллерийской воронке. – Живей, живей!

Михаил и Степан схватили сундук, опустили на дно ямы и быстро забросали его землёй.

Хорунжий незаметно подморгнул вахмистру. Тот выхватил шашку и отработанным ударом снёс головы обоим вольнонаёмным, после чего преданно уставился в глаза своего командира.

Офицер зловеще ухмыльнулся и… выстрелил бородачу в грудь.

Эти глаза Ванечка не забудет до самой смерти.

«За что?» – словно кричали они, прежде чем навсегда потухнуть…

Когда всё было кончено, Павел Алексеевич слез с коня, привязал его к дереву и осмотрелся…

Нигде. Никого.

Как вдруг…

Где-то в вышине, прямо над его головой, раздался резкий, отвратительный свист, за которым вскоре последовал страшный взрыв, с корнем вывернувший молодую берёзку всего в десятке саженей от места, где несколько мгновений тому назад нашли свою смерть трое невинных людей – это сбился с курса очередной вражеский снаряд.

Однако ни хорунжего, ни отчаянных крестьянских детей, продолжавших следить за ним (точнее, следил только один – Ваня, второй – Коля – лежал в канаве лицом вниз и боялся поднять голову), его осколки не задели.

Две лошади, оставшиеся без своих владельцев, с испугу рванули куда глаза глядят. Офицерский скакун тоже собирался последовать за ними, но сделал круг вокруг сосны и остановился, намотав на ствол дерева поводья.

Павел Алексеевич нежно погладил его гриву:

– Успокойся, Буран… Всё будет хорошо…

Гнедой жизнерадостно заржал, будто соглашаясь с хозяином.

Но тот пока не спешил избавлять его от пут.

Сначала поднял вырванное взрывом дерево и, сделав на нём какую-то засечку, воткнул в рыхлую землю над свежей братской могилой. Затем поднял мох на соседней поляне и выстлал им местность вокруг берёзы.

– Вот теперь всё!

Он отвязал поводья, ловко вставил в стремя левую ногу, а правую забросил на спину своего четвероногого друга.

– Вперёд! Ну же!

Сметя всё на своём пути, Буран устремился вперёд – напролом через лещину, за которой начинался редкий сосновый лес.

Ваня уже не видел, как одинокого всадника окружили со всех сторон враги и предложили сдаться.

Хорунжий не стал испытывать судьбу – протянул старшему по званию своё личное оружие: шашку, самовзводный наган и спокойно последовал в указанном направлении.

3

«Одиннадцать казачьих войск – одиннадцать жемчужин в блистательной короне Российской империи, – такое меткое определение в скором будущем даст знаменитый атаман Краснов. – Три городовых казачьих полка – три бурмицких зерна Белого Царя. Донское, Кубанское, Терское, Уральское, Сибирское, Астраханское, Оренбургское, Забайкальское, Семиреченское, Амурское и Уссурийское казачьи войска – у каждого своя история, – у кого, уходящая в даль веков, к истокам земли Русской, у кого еще недолгая, молодая жизнь искусственно продвинутых “на линию” полков, – все покрыты неувядаемой славой походов и боев, сражений и побед».

В составе 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Якова Фёдоровича фон Гилленшмидта также воевали казачьи дивизии: 2-я сводная и 3-я Кавказская.

Тревожным летом 1917 года и в среде этих прирождённых воинов начались революционные, как тогда говорили, «брожения». Казаки и приказные, украсив свои головные уборы – картузы и черкески – красными полосками, с утра до ночи предавались пьянству, не чистили и не кормили лошадей, а на справедливые упрёки командиров отвечали отборным матом, мол, идите к чёрту, господа, мы сами с усами…

В это смутное время и случилась лихая контратака мадьяр, закончившаяся пленением русского офицера. Правда, никаких других дивидендов врагу она не принесла.

И уже к вечеру ситуация вернулась в прежнее русло.

Противник был отброшен за Стоход, и Яков Фёдорович, соизволивший лично прибыть на место недавнего боя, в штабной землянке начал подводить его итоги.

– Итак, наши потери – четверо убитых и пятеро раненых. Ещё двое пропали без вести: хорунжий Казанцев и вахмистр Пушнов. Что вы скажете по этому поводу, Василий Семёнович?

Командир полка Слепов, в котором служили названные лица, огладил бороду.

– Полагаю, вскоре они найдутся.

– На чём базируется ваша уверенность?

– С ними были двое местных жителей… Михаил Ткачук и Степан Ивашко. В лесу они знают каждую тропинку.

В это время адъютант что-то шепнул на ухо генералу.