Бруски. Книга IV

– Этот я тебе потом покажу… это – вставка в большую картину. Помнишь, там, в кресле… никого нет… так вот – это в кресло.

Они долго говорили о рисунках Арнольдова. Арнольдов рассказывал про Широкий Буерак, про людей – про Захара Катаева, про Нюрку, про Гришку Звенкина, и ждал, когда же Кирилл спросит его про Стешу.

– Ну, что ж, я за тебя очень рад. – И Кирилл отошел к окну. «Но что же он ничего не говорит про Стешу»? – думал он.

Арнольдова в эту минуту мучило свое:

«Но ведь я не виноват. То порыв, буря, ураган. На кого не налетит такой ураган, и кто будет сопротивляться ему!» Он улыбнулся, вспомнив Стешу, и перепугался, что по этой улыбке Кирилл может догадаться обо Есем. «А ведь надо бы ему просто все сказать», но он так ничего и не сказал и даже не подал виду, что с ним там, на возвышенности около «Брусков», что-то произошло.

Кирилл повернулся к Арнольдову, еще раз посмотрел ему в глаза, уже требуя взглядом своим, чтобы он говорил про Стешу… Глаза Арнольдова опустились и явно сказали: «Не могу, Кирилл».

– Да! – Кирилл заспешил. – Вчера к нам прилетел Павел Якунин. Устраивают по этому случаю пикник. Очевидно, уже собрались. Поедем?

– Очень хорошо. Я вот только умоюсь, приведу себя в порядок.

Умываясь, Арнольдов обдумывал, как передать Кириллу поручение Стеши.

– Да, да, – как бы спохватившись, заговорил он: – Стеша. Вот ведь ты какой – и не сказал, что знаешь ее. Она получила какую-то телеграмму отсюда… и просила передать, что приехать не может: ее вызвали на совещание в Москву. – Арнольдов плескал воду, и ему казалось, она вот-вот зашипит на его покрасневшем лице.

11

Над рекой плавали предвечерние тени. Вода помутнела, покрылась медными отливами, а леса сникли, глухо загудели, будто уходя и прощаясь с солнечным днем.

Через поляну просвистал вальдшнеп, за ним – второй, третий.

– Надо как-нибудь на охоту шаркнуть. Охотился когда-нибудь?

– Мечтаю, – ответил Арнольдов. – А ты?

– Тоже. Во сне охочусь! – Кирилл проследил за полетом вальдшнепа и решил дня через два обязательно отправиться на новые озера – туда, к Широкому Буераку. – Мы живем еще не совсем ладно: все в работе и в работе. А надо жить полнее. Пора уже. Верно? А то сойдемся повеселиться – и опять о заводе.

Они подходили к кострам.

Около самого большого костра под развесистым дубом собрались те, кто был уже «на взводе». Оттуда слышались смех, полупьяные голоса, визг женщин. При появлении Кирилла все зааплодировали, закричали, а женщины окружили его, облепили. Стефа первая повисла на его руке и, ломаясь, зашептала страстно:

– Ах, Кирилл… как я рада… как я рада…

– Ну еще бы, – с усмешкой пробормотал Кирилл, стараясь освободиться от Стефы.

Но она крепче вцепилась в его руку.

– Чесно слово, чесно слово. – «Честное» у нее не выходило, а это особенно обозлило Кирилла.

«Экая корова… кобыла, – раздраженно подумал он и вовремя спохватился: – Чего же это я так беснуюсь?» Он посмотрел на Стефу, на ее открытый загривок, где жир лежал бугорком, будто шишка.

– Рада, значит?… Ну, славные наши, как живете? – обратился он ко всем женщинам, увлекая Стефу ближе к костру, чтобы тут отделаться от нее. – Что-то вы все стали кудрявые?

Женщины снова завизжали, будто кто их принялся щекотать.

Иные из них уже ожирели или только начинали жиреть. Совсем другой вид имели их мужья – многие рано поседели, другие рано сгорбились: изработались. А эти – в шелковых платьях, с разрезами спереди, позади, сбоку – топтались около Кирилла, намеренно колыхая бедрами, выставляя груди – большие, стянутые, жирные.

«Ох, да что же это с вами случилось?» – чуть не вырвалось у него, и он хотел было сбросить Стефу, но тут же вспомнил, что он секретарь горкома партии, что ему нельзя вести себя, например, так, как ведет себя Арнольдов, что в его обязанности входит и этих женщин сделать другими, – и он улыбнулся, прикрывая своей улыбкой неприязнь. «Запрячь бы их в работу. От безделья ведь жиреют», – подумал он и, подойдя к костру, пожаловался:

– Ребята, выручайте. Я ведь еще больной.

– Вырвать!

– Вырвать Ждаркина! – раздались полупьяные мужские голоса.

«Ах, если бы она была тут», – затосковал Кирилл о Стеше и шепнул Стефе:

– Стефа. Поди-ка, займи Арнольдова… художника.

– О-о, Арнольдова! Мы с ним давно знакомы. – И Стефа поплыла к Аркольдову.

– А где ж наш гость? – спросил Кирилл.

– А вон у другого костра. Его там Феня «обвораживает», – показал на второй костер Егор Куваев.

Лицо у Егора морщинистое, волосы круто зачесаны назад, непослушные они, то и дело падают на лоб.

– Вот жизнь какая, – сказал он, – как соберемся, минут десять молчим, а потом опять о заводе. Вот и теперь, шел я сюда и думал, что буду делать среди вас: я печник, а вы ученые. Ну, думаю, дай хоть одним воздухом подышу.

– Хитрит. Хитрит Куваев. Ты лучше расскажи про шефов. – Рубин наклонился к Кириллу и громко засмеялся: – Кунаев к себе в цех шефов натаскал и всех обдирает.