Брусничное солнце

Чем ближе была поляна, тем громче становилась перебранка. В странных, низких голосах говорящих скрипели дубы и свистел ветер, пускающий дрожь по листьям. Тревога всколыхнулась, поднялась ледяным колючим комом к горлу, барыня ускорилась, попыталась схватить ребенка за широкий рукав ночной рубашки.

Не выходи, там не люди.

Но пальцы поймали вязкую пустоту. Варвару повело вперед, запнулась о вынырнувший корень нога, заставляя выкатиться вперед кубарем. Чтобы, поднимаясь, увидеть странную картину.

Лешие. Два смутно напоминающие людских силуэта, покрытых корой и молодыми листьями. Они сидели прямо на сырой земле, вызывая у поднимающейся барыни всплеск животного ужаса. За себя саму — ту, маленькую, смело шагающую вперед к Хозяевам Леса.

— Чьим, чьим, своим и ругаюсь. Захочу, заверну такое, что листья у тебя посохнут!

Блеснула яркая зелень в глубоко спрятанных глазах и один из нечистых, ликуя, шлепнул карты на землю.

Карты? Изумленно открыв рот, Глинка уставилась на грязную стопку помятых и давно отсыревших кусочков плотной бумаги. На некоторых из них едва различался рисунок — заляпанные ягодным соком, выглядели они жалко. Немудрено, учитывая, в чьих руках они находились.

— Вот так тебе, словоблуд. Вот. Так! — Следом шлепнулась очередная карта. Загомонил вокруг лес, забеспокоился. И здесь маленькая девочка громко чихнула, вытирая аккуратный нос тыльной стороной ладони.

Тишина наступила такая, что в первый миг барыне показалось, она лишилась слуха. Две косматые головы медленно, невероятно медленно повернулись в их сторону.

— Вот те на. Человечек.

— Какой тебе человечек? Дите. Глядит на нас, понимает чтоль?

Готовая чихнуть второй раз малышка забавно фыркнула, закатила глаза. И, копируя поступь отца, сложила руки за спиной, направляясь к ним деловым размашистым шагом.

— А отчего мне не понимать вас, дедушки? Папенька говорил, ругаются во время игры люди дурно воспитанные и несдержанные. И вообще, гиблое это дело, давеча граф, папенькин знакомый, акр земли потерял за игорным столом. Вы тоже на землю играете?

— Ущипни меня за сук… Ведьмовской отпрыск, да какая чудная, погляди. — Один из нечистых поднялся, в два широких шага оказываясь перед ребенком присел на корточки. Молодой совсем — листва нежная, тело мхом не поросшее, да и голос той силы не набрал, которой его соигрок хвастался. Сучок-палец подцепил прядь волос, пока девочка с любопытством вглядывалась в два горящих-огонька глаза. Маленькая Глинка беспечно потянулась вперед, прихватывая сук-нос, потянула на себя. — Погляди-ка, погляди, да нахрапистая какая, где бы видано…

— Барская-то дочь, сюда частенько тайком хаживает, все к охотничьим силкам примеряется. Ох и хлестала ее нянька раз крапивой, всех воробьев мне распугали. — Раскатисто расхохотавшись, поднялся и второй, подошел ближе, поднимая ребенка за трещащий ворот рубахи, чтобы удобнее перехватить на руки. — Прав твой папенька, дурное дело карты, да только в руках мимозыри[1]. Сосед мой со своего колка[2] всех зайцев уже проиграл, тепереча отыгрывается…

— Так отыгрался уже! — Добродушно отсмеиваясь, молодой леший пожал пушистыми плечами, поднимаясь на ноги. — Вон, косых до нового дома погоню.

Девочка обеспокоенно заерзала. Взгляд светлых глаз заметался по сидящем на поляне зайцам, а затем быстро начал заволакиваться поволокой слез.

— И этого с ушком ломаным? Всех заберешь? — Забывая о том, что сидит на руках у незнакомой нечисти, она с беспокойством разглядывала зелень горящих глаз, медленно оттопыривая дрожащую нижнюю губу.

— Всех, что на поляне. Проиграны они… А чтой-то ты, это… — Затих скрипучий голос, где-то взвилась в небо и истерично затрещала сорока.

— Плакать будет, что, не видел ни разу? — Второй пожал плечами, потряс мелкую барыню вверх-вниз, как матери колыхают зашедшихся младенцев. Видно было, что успокаивать он не обучен, а детский вой слушать не охоч.

— Дедушка леший, не забирай заек из дома, их детки ждут, ма-а-мыы… — На последнем слове голос ребенка перешел в протяжный тонкий вой, а сама она потянулась всем телом к озадаченному лешему. Хозяин местного леса ловко сбагрил ее к победителю на руки, добродушно хохоча. Подлил кипятка:

— Детки без мам с голоду помрут, мамы от горя на еду не взглянут и следом отправятся, на небе увидят своих маленьких…

— Что ты пень трухлявый мелешь… — Перехватывая воющего ребенка, Леший закряхтел, опустился на землю. Барыня не отстала, прижалась щекой к коре, пачкая ее слезами и слюной на равных. Тряслось, содрогалось маленькое тельце. — Да не трону я их, детеныш человеческий, пусть дома кукушкин клевер[3] жрут… А с тобой, окаем[4], играть больше не сяду и дорогу в мой лес забудь…

— Обеща-а-ай. — Тоскливо вышло, на одной ноте. Зато голова лешего затряслась в согласии так, что посыпались нежно-зеленые листья.

— Да полно, полно, сейчас отсырею весь. Вот же напасть ведьмовская, прийти б тебе позже.

— Лесавкой бы к себе прибрал? — Наслаждающийся собственным проигрышем, старый Леший хитро сверкнул глазами. Видно, угрозу и оскорбления всерьез не принял, забавляясь над древним другом.