Брусника

Семейное счастье снова было недолгим. Как и все хорошее в жизни. Как-то я вышла из дома накормить кур и увидела около нашего забора женщину. Это было Люба. На ее голове был повязан черный платок. Прямая, высокая фигура в черном с мертвенно-бледным лицом. Как сама смерть. Она не забыла Михаила и по-прежнему ненавидела меня. Она словно помешалась на своей идее разлучить нас и во что бы то ни стало завладеть им.

Меня охватила дрожь, ноги сами собой подкосились, и я упала на мокрую траву. Не передать словами, что выражал ее взгляд в то мгновение. Никогда я не видела более жуткой улыбки и такой пугающей темной бездны в глазах человека. Она подошла ко мне вплотную и, положив холодную влажную ладонь мне на лоб, закрыла глаза.

Много злых слов она сказала мне тогда, пожелала страшных мук и мне, и моей девочке, которой было на тот момент три года. А я дрожала. Не могла даже пошевелиться от сковавшего меня холодного ужаса.

Ревность и зависть — самые черные чувства, а усиленные темными обрядами, они становятся разрушительными. Это и есть проклятие. Чем сильнее зависть, тем необратимее последствия проклятия. Меня словно придавила к земле огромная тяжесть. Люба ушла, а я долго еще не могла подняться с земли. Дочка громко плакала одна в доме, а я глотала жгучие слезы от того, что мое тело и мой голос больше не повиновались мне.

После той встречи я стала сильно болеть, не могла ни есть, ни спать. Меня мучили видения, призраки ходили за мной по пятам. Всюду слышались голоса. Саша стала меня бояться. Михаил смотрел на меня, как на сумасшедшую. Со мной стало невыносимо жить, в доме постоянно царил беспорядок, Михаил сам готовил еду, ухаживал за скотиной, отводил Сашу в садик. Он боялся оставлять меня дома одну.

Вскоре его взгляд стал выражать только одно — презрение и какую-то странную пустоту. И однажды он не выдержал и ушел, не сказав ни слова. Я была в каком-то полусне и даже не сразу поняла, что в доме нет его вещей, и я одна уже несколько дней. Я не помню, что было потом, видимо, мой отец отвел меня к Агафье. Я вернулась из забытья уже в лесу, около ее избушки. Была поздняя осень, ударили первые заморозки, я сидела на улице вблизи небольшого костра и грела руки. Я осознавала, что схожу с ума, но мне было наплевать на это. Я смотрела на мерцающий огонь, и мне хотелось умереть прямо здесь и сейчас.

Агафья говорила мне, что Михаил больше не вернется, я потеряла его навсегда. Еще она говорила, что сделала все, что могла с проклятием — черными силами, которые словно плотное одеяло, накрыли меня с головы до ног и не давали дышать.

— Посмотри, — сказала она, — теперь твое проклятие за тобой.

Я обернулась и увидела волка. Глаза его, казалось, отражали самую темную сторону моей души. У меня даже дыхание перехватило — это был мой Зорго. Он, казалось, того и гляди, набросится на меня — такой злобный был его оскал. Сначала я подумала, что это очередное видение, но Агафья сказала, что, когда она с помощью древнего белого обряда призывала из леса живое существо, на которое можно было бы перенести проклятие, он сам появился из чащи — волк, которого я вылечила и выкормила. Мой Зорго. Он покорно пошел за Агафьей, словно почувствовал, что пришел его черед спасти меня от неминуемой смерти.

Он стал носителем моего проклятия, моим Черным Идолом и моим оберегом. Когда Агафья рассказывала мне это, он стоял поодаль, злобно рыча. Смотрел на меня с яростью. Но я не боялась его, мне снова стало жаль этого большого и сильного зверя, которого я обрекла на такую тяжелую участь. Я принялась безутешно рыдать. Когда Зорго исчез в чаще леса, Агафья сказала, что полностью уничтожить темный заговор ей не удалось.

— Пока жив волк, ни одна женщина твоего рода не найдет счастья. Смерть не властна над Черным Идолом. Этот волк будет много лет ходить за тобой. Но не бойся его. Он не причинит вреда. Бойся того, кто скрывает волка под человеческим лицом…

Когда я собралась уходить от Агафьи, чувствуя, что разум и силы вернулись ко мне, она вложила мне в руки пучок полыни и сказала:

— Какой бы горькой ни была твоя жизнь, ты должна помогать людям. Только так ты останешься жива.

И я выполнила ее наказ.

…Михаила, твоего деда, я видела потом только один единственный раз. Он приезжал ко мне больным стариком. Может быть, ты даже помнишь его — дед, который пришел с букетом полевых цветов и упал без чувств на пороге. Я просила тебя налить ему стакан воды.

Я ничем не помогла ему, Надя. От его недуга у меня не было лекарства. Нет во всем мире лекарства от несчастной любви и от потерянного времени.»

Надя налила себе еще одну чашку чая из термоса и задумалась о том, что вся эта история больше похожа на сказку. Может быть, бабушка все это выдумала, а женщины в их роду просто страдают каким-то психическим расстройством, галлюцинациями? Может быть, вовсе и не существует этого волка, который, по Надиным подсчетам, живет в лесу совершенно один, без стаи, вот уже около ста лет. Такого просто не бывает в природе. Это невозможно.