Брынский лес

— Да как и не отгадать? Ведь ты в своем служиль-ном наряде: светло-зеленый кафтан с малиновым подбоем… Мы, батюшка, сами люди московские, не в глуши живем. Мы и с головою-то твоим — сиречь полковником Василием Ивановичем Бухвостовым старинные приятели.

— Право?

— Как же, батюшка! Он и товары в моей лавке забирает… Мы с ним всегда хлеб-соль наживали… Вот уж, подлинно, достойный сановник! Во всем старины держится… Истинно благоцветущая ветвь прежней православной рати стрелецкой!..

— Прежней… Так, по-твоему, нынешняя…

— Также православное войско, — подхватил торопливо купец. — Кто и говорит, господин честной!.. Ну, если этак и бывали смуты — так что ж?., и стрельцы такие же люди; а все мы под Богом ходим: един Господь без греха!.. Да они же всегда восставали против изменников, а коли случаем между изменниками попадались им на копья и невинные бояре и люди добрые, так это Божьим попущением!.. Человек слеп, батюшка! Ведь он часто и сам не ведает, что творит!.. Нет, господин честной: кто другой, а я стою в том, что и нынешняя надворная пехота христолюбивое войско. Говорят, будто бы иные из вас отступили от православия; да я этому и веры не даю — видит Бог не даю!.. И что мне до этого?.. На то есть пастыри духовные — а я что?.. Я человек торговый, не богослов какой…

— Неправда! — сказал громко проезжий в балахоне. — Ты точно богослов, да только не однослов.

Этот неожиданный, но справедливый упрек до того смутил купца, что он совершенно остолбенел и не мог вымолвить ни слова.

— Что? Прикусил язычок? — продолжал проезжий в балахоне. — Эх вы, торгаши московские! Душой-то кривить только умеете, двуличники этакие!.. Каждый из вас, как трость колеблемая ветром: куда он подул, туда и вы!.. Уж если что по-твоему, правда, так стой за правду. Что из-за угла кулаком грозиться!.. Коли заговорила в тебе совесть — так выходи!.. Послушают — хорошо! Потянут на плаху — ложись!

— Что ты, что ты, любезный! — проговорил купец, опомнясь от первого удивления.

— Что я?.. А вот что: ты называешь теперь стрельцов христолюбивым воинством, а давно ли ты их величал еретиками и нечестивыми крамольниками?

Купец побледнел и закричал испуганным голосом:

— Не верь ему, господин цветной: он лжет! видит "от — лжет!.. Ах ты, полоумный этакий!.. Да как у тебя язык повернулся сказать, что я говорил с тобой такие непригожие речи?

— Не со мной, а вот с этим холопом, — сказал проезжий, указывая на приказчика.

— Холоп! — повторил сквозь зубы приказчик. — Видишь, боярин какой!.. Холоп, да не твой!

— Ах ты клеветник этакий! — подхватил купец. — Да я с господином приказчиком говорил об этом шепотом, так как же ты мог слышать?

Левшин засмеялся.

— Полно, хозяин, — сказал он. — Ну, есть о чем спорить!.. Мало ли что за уголком говорится!.. В глаза-то меня только не обижай, а заочно хоть голову руби!

— Истинно так, господин честной!.. — промолвил почтительно приказчик. — Заочно брань не брань, а на пересказы смотреть нечего. На всякое чиханье не наздравствуешься.

— А что, батюшка, — сказал рослый парень лет тридцати, подойдя к проезжему в балахоне, — не пора ли запрягать?

— Да, время — запрягай!

— Ты куда едешь, любезный? — спросил Левшин проезжего.

— На что тебе, молодец?.. Мы с тобой не попутчики.

— Так ты идешь в Мещовск?

— Хоть и не в Мещовск, а все мы не попутчики. Вишь, вы как своих-то коней упарили, я моих лошадок берегу.

— Вот что!.. Так тебе, видно, далеко еще ехать?

— Далеко или близко, не о том речь. Коней-то можно и на пяти верстах уморить.

— Ты здешний, что ль, или из другой какой стороны?

— Да мы покамест все здешние, вот как переедем на иное место…

— Я спрашиваю тебя, откуда ты родом?

— Откуда родом?.. Да, чай, мы оба с тобой родились на святой Руси.

— Да Русь-то велика, любезный!.. Вот я, например, я родом из Москвы, а ты откуда?

— Не знаю. Мне покойная матушка не сказывала, где я родился.

— Экий ты какой!.. Ну, где твой дом?

— Как построю, так буду знать, а теперь не ведаю.

— Не знаю, не ведаю!.. Что ж ты знаешь!

— Что знаю?.. Да, не прогневайся, побольше твоего.

— В самом деле?

— А вот изволишь видеть: ты не знаешь, откуда я родом, что за человек и куда еду; а я знаю, что ты родом из Москвы, служишь сотником в полку Василия Ивановича Бухвостова и едешь в село Толстошеино к боярину Максимовичу Куродавлеву.

— Большое диво, что ты знаешь то, о чем я сам говорил.

— В том-то и дело, молодец!.. Ведь тот, кто молчит, всегда знает больше того, кто болтает.

— Да не всякому быть таким медведем, как ты.

__ По Мне лучше быть медведем, чем сорокой.

Левшин вспыхнул.

— Эге, любезный! — сказал он. — Да ты уж никак начинаешь поругиваться!

Проезжий в балахоне не отвечал ни слова и принялся преспокойно укладывать в свою дорожную кису початый каравай хлеба, деревянную чашку, ложку и огромный складной нож, который, в случае нужды, мог служить оружием; потом встал и пошел на двор постоялого двора, где, под высоким навесом, работник его запрягал в телегу пару дюжих вороных коней.