Брынский лес

— Нет, Дмитрий Афанасьевич, он так — ради своей потехи ловит воров. Савельич рассказывал мне, что этот Куродавлев такая гроза на всех здешних разбойников, что и сказать нельзя! Дворня у него большая, народ все удалой. Как пройдет слух, что начали часто проезжих грабить, так он мигом, холопов своих на ноги, сам на коня и уж тут ему не попадайся!.. У него с разбойниками расправа короткая: попался живой — петля на шею да на первую сосну! А там мотайся себе, пока добрые люди снимут. Савельич мне рассказывал, что он этак однажды настиг в пустом ските целую шайку разбойников, человек до пятнадцати, отбил у них двух проезжих купцов, которых они захватили на большой дороге, а их всех до единого, кого из пищалей перебил, кого перевешал.

— Неужели всех?

— А что ж, батюшка… Иль по головке разбойников-то гладить?.. Ведь не даром пословица: «вора помиловать, доброго загубить».

— Да ведь и разбойник такой же человек.

— Кто и говорит! Вестимо, такой же. А те, которых он станет резать, коли я его как ни есть из рук выпущу, не люди, что ль?.. Нет, Дмитрий Афанасьевич, уличенного разбойника может помиловать Господь, а людям не сл «д его миловать.

— Что это, Ферапонт, — прервал Левшин, — смотри, как стало вдруг темнеть или тучки набежали?

— Какие тучки! — проговорил Ферапонт, взглянув кверху. — Эва, как заволокло!..

— Фу, батюшки, как душно! — прошептал Левшин, снимая шапку.

— Да, больно парит, — сказал Ферапонт. — Видно, перед грозою.

И подлинно, влажный, удушливый воздух стеснял дыхание; черные облака, медленно продвигаясь от запада, ложились густыми слоями на светлые небеса и устилали своей грозной тенью поля, дремучий бор, холмы и равнины. Ясный день начинал понемногу превращаться в сумрачный вечер. Мелкие пташечки перестали перепархивать с ветки на ветку, замолкли, приютились — и только одни стаи ворон и крикливых грачей кружились заботливо под облаками, да кой-где плавал над вершинами деревьев хищный коршун. Но вот и они рассыпались врозь — и эта зловещая, мертвая тишина распространилась по всему лесу.

__ Ну, барин, — сказал Ферапонт, — будет гроза!..

4v!.. Вот уж и гром стал постукивать!.. Ох, худо дело!.. Беда, коли нас захватит здесь эта непогодица!..

— Что ж делать: от грозы не уедешь.

— Вестимо, Дмитрий Афанасьевич, да не о том речь: нам бы только выбраться из этого захолустья. Мы и теперь дорогу-то здесь плохо видим, а как вовсе стемнеет, так придется ехать ощупью…

— Так поедем скорее.

— Куда скорее!.. Видишь, дорога-то — прах ее возьми! — хуже тропинки становится… Смотри, смотри, Дмитрий Афанасьевич… колода!.. Ах, ты Господи! вот трущоба-то проклятая!

Наши путешественники проехали еще кой-как версты две, наконец Левшин остановился и сказал:

— Посмотри, Ферапонт, тут и езды вовсе нет, — болото!..

— Постой-ка на минутку! — прервал Ферапонт, объезжая своего господина. — Ну, так и есть — трясина!

— Что ж это? Видно, мы заплутались?

— Видно, что так!.. А вот и гроза! — промолвил Ферапонт, снимая шапку и крестясь.

Раздался близкий удар грома, и крупные капли дождя зашумели по листьям деревьев, вершины которых начали уже сильно колебаться.

— Что ж мы будем теперь делать? — спросил Левшин.

— Да что, батюшка, — отвечал Ферапонт, — делать нечего: чем ехать Бог весть куда, лучше переждать на одном месте; а как прояснится, так вернемся назад, да поищем поворота — видно, мы его миновали.

— Переждать!.. Да этак нам, пожалуй, и ночевать здесь придется.

— Нет, Дмитрий Афанасьевич, большие грозы скоро проходят; а гроза-то, кажись, не на шутку!.. Господи помилуй!.. Фу, батюшки, так и палит!.. Ну молонья!..

Левшин и Ферапонт едва успели сойти с коней и стать под защиту огромной сосны, как вдруг завыл и промчался по лесу ужасный вихрь: все небеса вспыхнули; удары грома не следовали друг за другом, но слились в один беспрерывный гул, заглушаемый по временам тем отрывистым, пронзительным треском, который производит молния, падая в близком от нас расстоянии. Кого сильная громовая буря не заставала в дремучем лесу, тот не может представить себе, до какой степени великолепна и ужасна эта картина. В лесу молния не разливается свободно по небесам; вы ее не видите: она прокрадывается меж листьев и как будто бы осыпает искрами деревья, змеится по их ветвям и стелется огненной рекой по земле. Бурный вихрь, встречая на каждом шагу сопротивление, крутит в воздухе сухой валежник, рвет с корня столетние деревья и рядами кладет молодой лес. Эти тропические бури бывают у нас очень редко, но зато и кажутся для нас ужаснее. Ферапонт долго крепился, творил про себя молитву и молчал, но когда сильным порывом ветра погнуло сосну, под которой он стоял вместе со своим господином, и на них посыпались изломанные сучья — вся твердость его исчезла.

— Господи помилуй нас грешных! — вскричал он. — Ну! Видно, пришел наш последний час!

— И, полно, Ферапонт! — сказал Левшин. — Иль тебя гроза никогда в лесу не заставала?

— Да это какая гроза, Дмитрий Афанасьевич!.. Светопреставленье!.. Видал я грозы, а уж этакой… Господи помилуй! Господи помилуй!..